Дэвид Лоуренс: Избранные произведения в 5 томах. Книга 4: Джек в Австралии. Рассказы

Маленький, пожирающий дрова паровозик пыхтел перед крошечным поездом, состоящим из открытых вагонов: Джек заметил сложенные на тендере поленья. «Да, мы топим дровами. Берем с собой столько, сколько можно. А когда у нас долгий путь, до Йорка, и запаса не хватает, мы останавливаемся в лесу и все пассажиры выходят, чтобы нарубить новый запас. Видите топоры? Их всегда берут с собой».

Все три спутника Джека, с лицами, окаймленными старомодными бакенбардами, вынули, как только уселись, кисеты с табаком и стали набивать свои трубки. Все трое были толстые, носили свободное платье и держали себя до того непринужденно, что окончательно смутили Джека. Он сидел среди них довольно чопорно и вспоминал рассказы матери. Ее отец, штабной врач Грант, во время первого своего плавания на военном судне, добрался до Лебяжьей реки. Он прибыл с капитаном Фриментлом, который от имени Его Величества короля Георга IV вступил во владение страной. Тогда стояла середина зимы — июнь 1827 года, и это был дед Джека. Теперь стояла середина зимы — июнь 1882 года, и тут был всего-навсего Джек.

Середина зимы! Ясное голубое небо и теплый, кристально-чистый воздух. Все деревья зелены, но несколько потускневшей зеленью, песчаная почва суха. Похоже на английский июнь, середину английского лета. Как можно это называть серединой зимы? — Разве что из-за блеклой зелени кустарников.

Они проехали мимо ссыльной тюрьмы. «Учреждение» просуществовало недолго. Примерно с 1850 до 1870 года. Он припоминал, что мать его отзывалась о ссыльных с похвалой, они были настоящим благодеянием для колонии.

Ссыльные были необходимы, дабы произвести впечатление — ссыльные с их законами, дисциплиной, правительственным снаряжением и каторжными работами. Солдаты, врачи, стряпчие, духовные пастыри и земное начальство… наконец, насильно повинующиеся ссыльные — вот что было фундаментом колонии.

Джек сидел смирно, погруженный в собственные мысли, до тех пор, пока один вопрос мистера Джорджа не заставил его встрепенуться.

— «Ну-с, сударь, за что вы, собственно, сюда сосланы?»

Это была обычная колониальная шуточка, сохранившаяся с тех времен, когда еще были ссыльные. Но, к несчастью, Джек почувствовал себя задетым. Его действительно сослали, потому что дома он всех только стеснял. Его чересчур притягивало общество низших! Слишком много времени торчал он в конюшнях! Проявлял слишком много равнодушия ко всем светским требованиям! Они опасались, что бутон превратится в шалопая. Поэтому они сплавили бутон к антиподам, дабы он распустился в обратном порядке. Но Джек вовсе не намеревался сдаваться.

— Для изучения сельского хозяйства, — ответил он. Это было верно. Но что стояло в письме отца? Он покраснел и с вызовом поглядывал внезапно потемневшими синими глазами. — Меня выгнали из школы… — продолжал он спокойно, — и потом исключили из сельскохозяйственного училища. Поэтому я приехал сюда на год раньше. Но я приехал бы во всяком случае, чтобы стать фермером.

Он кончил, запинаясь. Он ненавидел взрослых, и в особенности, когда они учиняли допрос.

Мистер Джордж предохраняюще поднял руку.

— Ни слова больше! Ваш отец не упомянул ни о чем! Расскажете тогда, когда ближе узнаете нас, когда захотите этого сами. Вам не в чем себя обвинять. Я позволил себе глупую шутку. Забудьте про нее! Вы приехали, как сообщает ваш отец, чтобы жить в деревне. Я знал вашего отца задолго до вашего рождения. Но вашу мать я знал еще лучше.

— Я тоже, — сказал мистер Сваллоу. — И сожалел о том дне, когда один офицер похитил ее из нашей Западной Австралии. Кетти Грант была возросшим у нас цветком и мне не довелось встретить в Англии розу лучше ее.

Джек покраснел еще сильнее.

— Впрочем, — лукаво заметил мистер Джордж, — если у вас имеется про запас какая-нибудь школьная история и вы желаете нам ее рассказать — валяйте, сын мой! Никто из нас еще не забыл, как на время учения ссылался в Англию!

— Ладно! — ответил Джек. Он всегда говорил «ладно», когда не знал, что сказать. — Вы имеете в виду сельскохозяйственную школу? Ладно! Ну, так я был там самым младшим конюхом, должен был чистить упряжь и т. п. Накануне вечером мы, видите ли, набедокурили. Мальчики ненавидели школьный совет, потому что нам давали к ужину хлеб с сыром без масла и какао без молока. А мы ведь не были малышами! Большинство мальчиков были, в сущности, взрослые мужчины восемнадцати, девятнадцати, двадцати и даже двадцати трех лет. Я был младшим. Мне-то это было безразлично. Но другим мальчикам — нет. Многие из них уже провалились на приемных экзаменах в армию и флот, были рослыми, голодными ребятами, можете быть в этом уверены.