Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 4 - Джек в Австралии. Рассказы

Послышался лошадиный топот. Кто-то приехал верхом. Это был рыжий Казу. Он спрыгнул с лошади и медленно приближался.

— Герберт не помер? — спросил он, смеясь.

— Поправляется, — коротко ответил Па.

— Пойду, взгляну на него, — сказал Казу, садясь на крыльце и снимая сапоги.

— Не буди его, если он спит и не испугай, ради бога, — попросил Джек, волнуясь за своего пациента.

Казу бросил на Джека неприязненный, вызывающий взгляд.

— Испугать его? Чем?

— Джек всю ночь просидел у него, — сердито вмешалась в разговор Моника.

— Он был ночью при смерти, — добавил Джек.

Мертвое молчание.

Казу глядел в упор, насторожившись, как зловещая птица. Затем в одних носках вошел в дом.

— Он действительно был при смерти, Джек? — спросил Том.

Джек кивнул головой; он почувствовал, как душа его холодеет.

— Если доктор Ракетт скоро не вернется, разыщи его, Том. А ты, сынок, пойди-ка отдохнуть, — сказал мистер Эллис.

— Идем, Бо, — уговаривала Моника, взяв его под руку. — Мери разбудит тебя, когда Герберт проснется.

И она увела его. Казу стоял на веранде, наблюдая за ними.

Вернувшись, Моника вызывающе взглянула на Казу:

— Он спас жизнь Герберту!

— Кто его просил об этом? — возразил Казу.

Том и Джек должны были ехать на следующий день. Девочки натащили из шкафов всякого добра: одеяла, фонарь, сковороды, горшки, и все уложили в приготовленные для этого мешки.

— Берите все, что каждому из вас нужно, — посоветовал Па. — Возьмите каждый по топору и по ружью. Джек Грант, нет ли у тебя где-нибудь в ящике седла? Если я отдам тебе свое, то у меня здесь не хватит.

— Где-то должно быть.

— Тогда достань его. Ты можешь оседлать Люси. Отсюда до леса, до настоящего первобытного леса — сорок миль. Если ты когда-нибудь заблудишься в нем, отпусти поводья, и Люси тебя приведет обратно домой.

Седло было вынуто из пыльного ящика. Все столпились вокруг него. Джек приготовился к общему восхищению. Но его сразу осадил насмешливый смех Моники. Как жестоко она умела издеваться!

— Хорошее седло! — сказал Джек.

— Не сказал бы, — заметил Ленни.

— Что в нем плохого, Том?

— Скользкое, плохой формы, без карманов; страшно неудобное.

Ленни внимательно осмотрел марку лондонской фирмы. Распаковка продолжалась под наблюдением Тома. Хлыст, желтая попона, поводья, ремни, уздечка с двойными кольцами и трензелем, никелевые шпоры и блестящие стремена. Кожаные брюки, шелковая куртка, батистовые галстуки, кожаные гетры и перчатки довершили общее потрясающее впечатление. Все это было роскошным подарком теток, на которых он до сих пор был зол.

Том, посреди действа раскладки, не выдержав, застонал и ушел, но вскоре вернулся обратно. Гог и Магог завладели седлом, надели его на бревно и с восторгом взгромоздились на него. Моника так неприятно и грубо — точно чужая — подсмеивалась над ним, будто ненавидела его, почти так же как Казу. А Ленни хихикал из озорства.

— Замолчи! — одернул его Том и, схватив мальчика за хлястик, вышвырнул его из сарая.

— Ну, а теперь возьми-ка синюю, — сказал он, подразумевая на самом деле желтую попону, — прицепи стремена, вынь уздечку. Все же остальное спрячь обратно. Ну и ерунда! Я рад, что не мне придется ехать на такой коже, да делать нечего, мальчик, все равно другого нет. А ты, Моника, прекрати свой глупый смех, он никому не нужен.

— Да оградит тебя и впредь братская любовь, — уходя, ядовито усмехнулась Моника.

Оставшись один, Джек внезапно почувствовал себя усталым.

Джек чувствовал себя вполне удовлетворенным в лесном житье-бытье с Томом. Возможно, что это было наиболее счастливое время всей его жизни Он избавился от непонятных, новых осложнений, которые плела вокруг него судьба. И вместе с тем он оставался в столь любимой им семье. Он ведь был с Томом, который в сущности был в ней главным лицом. Сердцевиной дерева. Действительность бывает одновременно и болезненной и засасывающей. Счастье приходит тогда, когда что-то пережив, мы получаем минуту передышки, во время которой имеем право забыться. Попросту говоря, счастье — это лишь праздничное переживание. Счастье же всего существования заключается в том, чтобы оказаться истрепанным жизнью, раненным ею, погоняемым и введенным ею в соблазн, заполненным и опьяненным ею, во имя борьбы за нее ради нее. В этом и есть истинное счастье.

В Западной Австралии наступила весна, чудо нежной лазури, хрупкой, неземной красоты. Земля была полна необычайных цветов, звездочек, перышек, голубых, белых, пунцовых, целый мир неведомый оттенков. Мнилось, — находишься в новом раю, из которого человек не был изгнан.