Максим Макаров - Кадетство.Выбор

Вот и поговорили. Чувствуя себя полным придурком, Макс поплелся к выходу. В коридоре нетерпеливо топтался Перепечко, который, несмотря на последние события, что-то жевал, при этом, правда, настороженно оглядываясь, нет ли поблизости офицеров.

— Ну, где ты там? — обиженно спросил он, завидя Макса.

— Там, — эхом повторил Макс. Остановился, задумался и резко повернулся на каблуках, — Так, Печка, настало, пожалуй, время, обзавестись мне здесь мобильным телефоном.

— Но ведь нельзя? — высказал сомнение Перепечко.

Однако Макс только отмахнулся:

— Кому-то, может, и нельзя… а кому-то очень даже можно.

И он быстро, не задерживаясь, чтобы посмотреть, идет ли за ним Перепечко, двинулся вперед.

А Перепечко не отставал. Он, проглатывая на ходу нелегально добытую пищу, семенил сзади.

— И как же ты, интересно, мобильный телефон достанешь? — нервничал Степа, безуспешно стараясь подстроиться под широкий шаг Макарова.

Обернувшись на ходу, Макс голосом Остапа Бендера произнес:

— Телефоны, дорогой Киса, не достают. Их вежливо просят. Вперед, заседание продолжается.

3 В кабинете самоподготовки было шумно. Кадеты вслух учили литературу, которая на сегодняшний момент оставалась для ребят самым завальным предметом. Палочка редко выходил из себя. Только по делу. Только если суворовцы не знали урок. Только если суворовцы не знали урок так, как он хотел, чтобы они его знали. То есть практически всегда.

А когда Палочка выходил из себя, он не повышал голоса, не суетился, что случалось иногда с физиком, нет — Палочка выпрямлялся, буквально весь деревенел, становясь похожим на настоящую палочку, но быстро расслаблялся и, бормоча что-то под нос, тянулся к журналу.

Дальше — к гадалке не ходи. Привычное движение рукой, и ровная маленькая линия напротив фамилии потерпевшего готова.

Кадеты давно решили, что Палочка сильно не дружит с головой. Даже хуже БМП. Та хоть изредка, да похвалит. И списать у нее, если очень постараться, можно. Ну если не списать, то «бомбу» сделать. С Палочкой такие номера не проходили. Среди учителей он слыл чемпионом по выявлению шпор. Хотя какие шпоры на литературе помогут?

Тем более если нужно стихи с выражением наизусть читать.

Сегодня суворовцы учили Афанасия Фета. Не самый простой для зубрежки поэт. Если в смысл не вникать, то учи — не учи — все одно на следующий день забудешь. А если вникать, то есть риск мозги наизнанку вывернуть. Философская лирика, одно слово.

«Все-таки Фет малость перемудрил», — размышлял Андрей, шевеля губами. Учили они по старинке — четверостишие за четверостишием.

Сначала про себя, а затем повторяли вслух, мешая друг другу.

Сухомлин предложил было положить книгу со стихами под подушку, чтобы информация во сне записалась на подкорку, но Петрович решительно отверг этот способ:

— Старо как мир и, главное, не работает. Я, помню, классе в пятом решил так басню выучить. Пробежал глазами для успокоения совести, сунул книгу под подушку и сладко уснул, уверенный, что огребу пятерку. А ночью моя собака — как только почуяла, тварь, — прыгнула на кровать, морду под подушку засунула и сожрала пол-учебника, в том числе и эту самую басню. Она — собака в смысле — тогда еще совсем щенком была. Все подряд жрала. — Петрович вздохнул.

— А меня как назло на следующий день отвечать вызвали.

Трофимов оторвался от учебника:

— Так у нас вроде собак нет. Может, попробуем?

— Собак нет, — ухмыльнулся Петрович. — А Перепечко? Кто гарантирует, что ему ночью не приспичит полакомиться твоим учебником?

Расхохотались все, кроме Ильи. Он, в отличие от остальных, губами выразительно не шевелил, а, напротив, тихо сидел и что-то писал в тетрадке.

Тут дверь распахнулась и вошел майор Ва-силюк. Кадеты вскочили.

— Вольно, — махнул рукой майор. — Суворовец Синицын, — он огляделся и, найдя глазами Илью, кивнул ему, — иди на КПП, там к тебе пришли.

«Ксюша!» — взорвалось в голове у Ильи. Он бойко вскочил, прикрыл тетрадь и, едва сдерживая радость, пролетел мимо командира.

Но на КПП была не Ксюша. Там его ждала мать, которая, завидев Илью издали, расплылась в счастливой улыбке и встала. Усилием воли не выдал он своего разочарования. Однако от матери разве утаишь.

— Не ожидал? — ласково спросила она, нежно прикоснувшись к форме сына. И тут же отдернула руку, словно испугавшись смутить его перед дежурным.

Впрочем, Илья был на столько погружен в свои мысли, что не обратил на это внимания. — А я, знаешь, соскучилась, — призналась Ольга Синицына. — Отец пропадает, как всегда, целыми днями. И тебя нет. Трудно привыкнуть.