Арне Гарборг - Мир

Гуннар побледнел, отвечал «да», почти бессознательно. На его совести были куда более суровые грехи…

— Ты видишь — Бог покинул меня, Гуннар? Ты видишь? Ты видишь? Все это видят! Но если ты вернёшься домой, будет намного лучше. Ты сразу же станешь владельцем усадьбы; и если захочешь на ком жениться — ради Бога, женись! Надо жениться; иначе нечистые помыслы обретут над тобой силу. Ты твёрдо противостоишь нечистым помыслам, Гуннар?

— Д-да… — парень сильно покраснел.

— …Тебе, видно, кажется, я выгляжу странным? А? — Энок шипел и хрипел прямо в лицо сыну: — Это Лукавый. Это Лукавый. Этот страх в груди, видишь ли. Страх, а? Тебе он незнаком. Лёд; ночь; лёд и ночь; глубоко в душе.

— Отец, ты бы…

— Тсс! Теперь я кое-что тебе скажу. Дьявол следует за мной по пятам; он хочет, чтоб я покончил с собой. Каждый день, каждый вечер…

— Ты… ты не сделаешь этого, отец! О, нет… ты этого не сделаешь. Для этого нужна сила воли; а у тебя её наверняка не хватит.

Энок заплакал:

— Этим я себя и утешаю! Я не могу, я не могу. У меня нет сил…

«…Несчастный отец. Вот он какой. И это он так исто веровал в Бога; разве его вера не помогла ему? А я, который… — Гуннар чувствовал себя растерянным. — А вдруг и я теперь сойду с ума…»

— Пожалуй, есть тот, кто сможет тебе помочь, — проговорил он, краснея.

— Если б ты нашёл кого-то, кто заставил бы меня поверить в то, что Бога нет! — прошептал Энок. — Ленсман не верит в Бога, и живёт припеваючи; доктор не верит в Бога, и отъелся, как тучная корова; и цыгане тоже не верят в Бога… о нет, никому не живётся так хорошо, как им!

— Нам бы лучше пойти в дом, отец; здесь холодно…

— Но ты должен обещать мне вернуться домой, — умолял Энок. — Ты должен вернуться домой и присматривать за своим отцом. Я не могу быть здесь один; каждый раз, стоит мне увидеть верёвку или бечёвку…

— Пойдём же, отец, — Гуннар схватил Энока за руку и почти силком потащил его в дом.

— А он силён, — бормотал Энок, следуя за сыном безвольно, как дитя. Хныкая, он добавил: — О, если б у меня была твоя сильная рука, дабы я мог управлять собой!

С нечистой совестью Гуннар уехал обратно в город. Теперь ему было ещё хуже. Он никогда не подозревал, что дома всё так плохо.

Но что он мог сделать? Что, ч… возьми, к ч… матери, он мог сделать? Если он сейчас вернётся домой, лучше никому не станет.

Эта ч… оборванка, с которой он водился в последнее время… Дурак, нет чтоб просто пользоваться местными шлюхами; вот и попался. Он просил её и по-хорошему, и по-всякому, даже деньги предлагал, лишь бы никто не узнал, кто отец этого ребёнка, — у неё уже их трое… Но то ли она втемяшила в голову сделаться хозяйкой усадьбы, или же она просто не хотела с ним расставаться, — отвадить её никак не получалось. Она говорила, что готова поклясться, будто тогда не спала ни с кем, кроме Гуннара; и ребёнок должен знать, кто его отец… Ч… каково попасть в такую переделку!

Выход был лишь один: в Америку. Дома совсем худо; ужасно, когда отец сделался таким… Мать ещё можно как-то вразумить, но его… Но ведь он не сделает этого; он не может сделать это! И упаси боже Гуннару теперь явиться домой с этим ублюдком…

Или с этой шлюшкой — хозяйкой дома… чёрта с два!

Плохо, плохо. И отец это понимает. Но Гуннар постарается написать им красиво и понятно; пообещать вернуться домой через пару лет… Отец ведь не убьёт себя. Те, кто ходит и постоянно твердит об этом, никогда этого не делают.

Отец вбил себе в голову, что Гуннар прямо сейчас должен вернуться домой. Вряд ли это из-за большой любви. Просто очередной каприз. Больные люди много чего выдумывают. К тому же раньше Гуннар не замечал, что отец его так горячо любит!

Нет, он должен был ехать. Он поговорил с девицей ещё раз без толку. Выхода не было. И теперь перед ним лежал тот мир, куда он так долго мечтал попасть.

…Однажды Хельге явился из города с письмом к Анне. Гуннар уехал в Америку.

«Если вы услышите обо мне что-то дурное, не верьте этому, — приписал он под конец. — Даже небольшая сплетня может навлечь подозрение. Я вернусь года через два, когда всё забудется; и тогда я вам всё по-хорошему объясню».

Анна слегла.

Хуже всего было сказать это Эноку. А придётся; иначе он узнает об этом от других. Анне пришлось посоветоваться с Торкелем; они сошлись в том, что надо поговорить с ним по-хорошему, и Торкель пообещал сделать это.

На следующее утро они отправились за торфом на болото, и там Торкель рассказал обо всём.