Арне Гарборг - Мир

Мальчик не отлынивал и от работы; больше всего он любил пасти скотину, бегать к соседям с мелкими поручениями и прочую непыльную работу. Однако Энок должен был приучить его к настоящему труду и привить к нему охоту. Коли у парня есть желание и Господь захочет того, он сможет. Энок молил Бога о вразумлении и терпении, дабы исполнить это нелёгкое дело, так чтобы Каролус очистился от всего, что унаследовал от своих сородичей, всех этих цыганских штучек и разгильдяйства.

С самого начала Энок не позволял себе быть строгим по отношению к Каролусу. Его следовало наставлять понемногу, постепенно. Стоило проявить жёсткость — он мог просто-напросто убежать. Зато теперь можно задавать Гуннару побольше работы; посмотрим, как у Каролуса проснётся чувство достоинства, и он не позволит ему, младшему, себя позорить!

И Энок стал вести себя с Гуннаром ещё строже, чем раньше. Всё должен был делать он: «Гуннар, выгреби навоз из хлева; Гуннар, принеси торфу!» Но с цыганёнком Энок был таким добреньким: «Каролус, может, ты будешь так любезен немного помочь Гуннару?» — «Каролус, может, ты выйдешь посмотришь за лошадями?» Фу! Это было отвратительно, и Гуннар плевался от злости. Какой слащавый тон, какая торжественность — это было так мерзко! И этот цыганёнок. Первое время Гуннар боялся его; Йорина рассказывала, что цыгане — язычники. Но вскоре к боязни добавилась ненависть. То, как Каролус подлизывался и ластился к отцу, его слащавые речи, особенно о Боге, — уф! А как он врал! — аж слюни бежали! О, это было ужасно. А стоило Каролусу очутиться вне поля зрения Энока, — он только и делал что слонялся, руки в карманы, и бездельничал! И никогда ему не скажут плохого слова; ничего подобного! А розги — ха-ха-ха! Пороть цыганёнка розгами? Нет, лишь пару сладких слов нежным тоном: «Очень жаль, что ты не сделал это, Каролус, ведь ты такой способный парень. Пускай Гуннар поможет тебе». Да, почему бы Гуннару не помочь? Гуннар на всё сгодится. А цыганёнку вовсе не обязательно расхаживать в кожаном тряпье.

Гуннар злился не по-детски; единственной, к кому он хорошо относился, была мать. Она иногда заступалась за него. И помогала, если была возможность. А не так давно Анна придумала ещё одну уловку. Когда Энок уезжал в город, она просила Гуннара сходить к купцу в Осе с фунтом масла или чем-нибудь ещё, чтобы выменять на кренделя и кофе. Гуннар всегда охотно соглашался, поскольку знал, что по возвращении домой и ему достанется крендель. А особенно приятно было обманывать цыганёнка, — Каролус не должен был знать об этом!

Но однажды осенью случилось непредвиденное.

В тот день Гуннар ходил к купцу. Когда он явился в кухню за своим кренделем, там был Каролус. Гуннар тотчас побежал к матери:

— Каролус в кухне; он взял крендель!

Но Анна только зашипела на него; она очень рассердилась.

— Ты так не любишь Каролуса, но он сегодня хорошо себя вёл! Ступай к нему, тогда и ты получишь свой крендель.

И добавила шёпотом:

— Ты должен хорошо относиться к Каролусу!

Гуннар окаменел от изумления. Он не мог понять, что случилось. Пристыженный и удивлённый, он вернулся в кухню.

— Ну что, досталось тебе за сплетни? — спросил Каролус.

После этого детей отправили на сеновал; Анна разрешила им поиграть, пока в доме «свободно». Гуннар так обрадовался, что позабыл про все неприятности. К тому же выяснилось, что Каролус — мастак по части забав. Он вытворял такое, чего дети отродясь не видели. Глядя на этого «дикаря», можно было умереть со смеху. А ещё Каролус рассказывал детям сказки; и они были гораздо интересней, чем те, что рассказывала Йорина. Правда, после двух сказок он утомился, а Гуннар решил, что не худо бы сделаться с ним друзьями; тогда он наверняка расскажет ещё.

— А теперь я буду пастором! — сказал Каролус.

Девчонки тоже захотели поиграть «в пастора». Каролус соорудил себе сутану из юбки Йорины и приступил к проповеди.

Вначале он старался быть серьёзным.

— Мои дорогие прихожане, — заявил он, — мы не должны быть так легкомысленны; нам следует помнить, что все мы умрём!

Но вскоре проповедь превратилась в дурачество.

— Прежде чем мы умрём, мы должны жениться, — говорил Каролус, — но как чадо Божье найдёт себе жену? Да, сейчас я вам покажу!

Он принялся «ухаживать» за Сериной, при этом дурачась так, что все хохотали, только Гуннару это не нравилось. Сама же Серина была в восторге — она хихикала и заливалась до икоты.

— Теперь ты должна сказать «да»! — говорил Каролус. — Так положено!