Алексей Голуб - Перстень Матильды

Само стихотворение теперь выглядело так:

— Вот тебе и на! — удивленно воскликнули мы. — Этот покойный барон Розен оказался довольно каверзной личностью. Едва появившись за кордоном, он воскрес и ударился в политику. А затем еще раз поверг в горе своих близких, покончив жизнь самоубийством.

Поведение барона Розена в какой-то степени роднило его с бароном Мюнхгаузеном. Но мадам Ара, не давая нам вникнуть в суть этих превращений, перешла к делам более существенным. Ее интересовала военная карта Турции, которую она просила выслать незамедлительно в любой из двух адресов: синьориты Розанжелы в Италии или норвежского фермера Ганса Холлера.

Но в «Шубе» думали не только о делах. Там позаботились и о том, чтобы сделать нам приятный сюрприз. Оказывается, выслать карту нам предлагалось не безвозмездно, а за определенную мзду в размере десяти западногерманских марок, которые уже были переведены на наш текущий счет в одном из солидных иностранных банков. Помимо этого аккордного вознаграждения, нам сулили еще по полторы марки за каждую машинописную страницу донесения.

— Десять марок! — воскликнул «Ягуар-101». — Сколько же это процентов от тридцати сребреников?

— Сколько процентов, я не знаю, — сказал «Ягуар-102». — Но до сих пор мне казалось, что на подрывную работу там ассигнуют куда больше! Видимо, «Шубе» крепко подрезали финансы!

Деньги для обитателей Зоссенхайма всегда являлись предметом вожделения, были их больным местом. «Шуба-3» всегда подозревал, что его обманывает «Шуба-2». Тот, в свою очередь, недоверчиво поглядывал на «Шубу-1». Фунты, доллары и марки являлись тем самым яблоком раздора, перед которым оказалась бессильной даже «молекулярная теория».

Нам захотелось наступить «шефам» на любимую мозоль. Составив широкую программу нашего материального вознаграждения, мы отправили ее сразу в два адреса — итальянской синьорите Розанжеле и норвежскому фермеру Гансу Холлеру.

Ответ не заставил себя ждать.

— Ваши замашки достойны удивления! — восклицала мадам Ара. — Деньги — это еще не все. Главное — идея. И потом мы собирались выслать вам пачку жевательной резинки. И не местной, а настоящей — заокеанской! В общем-то гонорар, конечно, символический, но не в нем дело…

— Карта настоящая, а гонорар символический! — вертели мы носом.

— Тогда можем вам выслать еще модный клетчатый пиджак, — соблазняла нас мадам Ара. — Его можно носить с любыми брюками!

— Не хотим пиджака! — упирались мы. — Давайте говорить о банковском счете!

Наша несговорчивость явно ставила под удар репутацию непревзойденного мастера по обработке молодых умов. Даже державшийся в стороне от политики распорядитель финансов «Шубы», бухгалтер Вернгоф, к которому она обратилась за субсидией, не мог удержаться, чтобы не сделать в адрес Ширинкиной колкого замечания.

— Что-то вы в последнее время, мадам, — многозначительно глядя на нее поверх пенсне, сказал он, — все чаще заговариваете о деньгах. Сколько марок я вам вчера выдал?

— О майн гот! — оправдывалась Ширинкина. — Те деньги были на акцию «Епископ», а эти на акцию «Семинарист»…

— Знаю я эти ваши акции, — безнадежно махнул рукой умудренный жизнью бухгалтер. — Можете мне поверить, что этот юнгер герр с красной рожей никакой не епископ, а самый обыкновенный бабник. А теперь у вас еще и семинарист! И вообще вы, по-моему, чересчур ударились в религию!

Задетая за живое, Ширинкина взялась за дело с удвоенной энергией. Она старалась убедить нас, что их филиал существует исключительно на добровольные пожертвования. Поэтому все те, кто помогает организации, не только не думают ни о каком материальном вознаграждении, но и сами оказывают ей бескорыстную помощь. В подтверждение она приводила список лиц, которые, не жалея собственных средств, содействуют подготовке революционного взрыва:

«Баронесса О. Штромберг — 100 марок.

С. Бодягин — 50 марок.

В. Афендульев — 30 марок.

Свободный чех — карманные часы «Павел Буре».

Русский из Италии — 40 марок.

Сын казака — 5 марок и настоящую казачью папаху».

При этом мадам недобросовестно умалчивала о субсидиях, получаемых еще от одного жертвователя — Центрального разведывательного управления.

Подобное поведение Ширинкиной выглядело мелким, недостойным случая стяжательством. Но мы решили не давать ей спуску и принялись изображать из себя матерых хищников.