Нина Чернышевская - Саратовский мальчик

Страшная расправа придавила камнем крестьянские плечи. Опустели сёла и поля, народ гнали на лютую казнь. Настал голод, и в саратовском крае пошли болезни. На крестьян были наложены новые подати, которых они раньше не платили. Особенно тяжкой была канатная подать.

— Что это за канатные деньги, бабушка? — спрашивают слушатели.

— И-и-и, родимые! Страшно даже вымолвить. Верёвок-то не хватало. Во-первых — вязать крестьянскую силу: связывали вместе по десять человек и гнали. Во-вторых — вешать. Вот и наложили канатную подать. Для самих себя мужики вили пеньку и денежки на неё выкладывали.

— Для самого себя народ виселицы готовил, — слышит Николя чей-то вздох. На лице у него недоумение. Здесь опять что-то непонятное. Как это так? Не потому ли и теперь бегут люди от будочников?

Его размышления прерваны веселыми криками товарищей. Они прибежали к Николе с салазками. Смеркается. Скоро для папеньки с маменькой заложат старую бричку, и они поедут к протоиерею [3] Протоиерей — старший священник. Вязовскому в гости на Армянскую улицу. Скорей бы отправлялись!

И вот, наконец, Николя на Бабушкином взвозе. Его окружают ребята. Они дружно хватают дровни, скидывают с них бочку для воды и усаживаются всей гурьбой. Николай впереди. Он правит.

Ух! — помчались дровни вниз к Волге. Только держись! Шум, гвалт, хохот, крики! Лица раскраснелись, шапки на боку.

Не узнать тихого мальчика в очках, склонившегося над книгой. Куда девалась «красная девица», как в шутку называли Колю Чернышевского родные за его застенчивость!

С развевающимися кудрями, в съехавшем куда-то на спину малахае, стоит он, бесстрашный и смелый, и далеко слышен его победный крик, когда он направляет сани на самое опасное место — через ухабы прямо к проруби. Он знает, что через прорубь перелетишь, только если хорошенько разгонишь дровни. И он умеет разогнать их так, что вместе с ним никто ничего не боится.

Где-то далеко на городской площади кряхтит старый будочник в полосатой будке, до которой доносятся юные голоса. В лачужке на берегу Волги ворочается без сна старушка, рассказывавшая о страшных канатных деньгах. А Николай Чернышевский опять летит, как на крыльях, с ледяной горы и опять правит без всякого страха.

Бабушка Пелагея Ивановна не умеет скучать и никогда не чувствует себя одинокой. Сидя у окошка в кругу своих сестёр, она неутомимо шевелит спицами под неумолчный разговор. Николя привык видеть по вечерам в угловой комнате собрание бабушек в тёмных старушечьих платьицах, с шалями на плечах и спицами в руках. Это сёстры бабушки Пелагеи Ивановны: Анна Ивановна, Мария Ивановна, Прасковья Ивановна. Все они похожи одна на другую. Иногда к ним присоединяются соседние седовласые приятельницы. А то пригласят к себе ещё странницу и слушают её рассказы.

Однажды осенью, лежа на полу перед раскрытой картой Саратовской губернии, Николя старательно обводил на ней кружочками названия сел и деревень татарского происхождения. Это была его первая научная работа: задание любимого учителя Гордея Семёновича. Из соседней комнаты до слуха мальчика доносилась, как журчание ручейка, приглушённая беседа старушек. Они явно были чем-то взволнованы. Что случилось? Николя невольно начал прислушиваться.

— Да, каждую ночь на Соколовой горе вижу из окна этот огонёк — будто свеча теплится, — не торопясь повторяет несколько раз старшая из бабушек.

Слушательницы ахают и не могут успокоиться.

— Слышишь, Николя? Бросай свою карту, иди послушай!

Николя с удовольствием послушает: его интересует всё новое, неожиданное и необыкновенное.

Он поднимается с полу и присаживается к Пелагее Ивановне.

— Раз огонёк появился, значит, возжигается небесный свет в знак того, что на этом месте откроются мощи.

— Что такое мощи? — спрашивает Николя.

— А вот что. Много лет тому назад тут был похоронен праведный человек, и он будет прославлен тем, что тело его в могиле не истлеет, — объясняют бабушки.

Николя смотрит на их умилённые лица.

— Теперь надо каждый день смотреть из окон, не пропустить, — озабоченно говорят старушки, — вот будет радость! А честь какая нашему городу-то!

Так и началось наблюдение из окна. Огонёк действительно долго мерцал в той стороне, где стояла ветряная мельница, — на пустыре около мужского монастыря. На эту мельницу и раньше заглядывались родители Николи, когда ездили в монастырскую рощу.