Дмитрий Остров - Перед лицом жизни

— Мистер, — сказал Капелька, — ты поступаешь со мной не по закону.

— Мне их еще не прислали, законов-то, — сказал Мистер.

— А ты бы их подождал, — сказал Капелька, — может, мне по законам-то под топчаном сидеть и не полагается.

— А что ж, с тебя портреты писать? — спросил Мистер. — Откуда он мог предположить, закон-то, что среди нас отыщется такая тварь, как ты? Ну, откуда?

— Прости, Мистер.

— Молчи, паскуда, — сказал Мистер. — Нет больше для тебя никаких законов. Полезай обратно. Не будет тебе прощения, такой твари.

Капелька подошел очень близко к Мистеру, и в душе у него появилась надежда, что его простят за старуху и быстро забудут ее. Капелька подошел к Мистеру в то время, когда у Мистера было хорошее настроение. Чтобы ударить Капельку по его жалкому немытому лицу, надо было накопить много злобы и холода, и Мистер стал затягивать разговор, заставляя Капельку стоять навытяжку, но злоба не приходила. Тогда Мистер ударил Капельку по щеке, и сырой звук этого удара полетел к полузакрытой двери. Потом Капельку стали бить другие, стараясь не задеть губ и носа.

Мистер распахнул дверь. Он вызвал врача, и тот осмотрел Капельку.

— Кошмар, гражданин доктор, — сказал Мистер, — и вообще ванитас ванитатум этомия ванитас. — Мистер загадочно улыбнулся двум огромным санитарам и беспомощно развел руками. — Если я не ошибаюсь, по-латыни это называется капут. Сколько раз я ему говорил: «Капелька, не возись на топчане, упадешь».

— Ну, знаете, — сказал доктор, — так с топчана не падают.

— У нас каждый падает по-своему, — сказал Мистер, — и поднимается тоже по-своему.

Через несколько минут Капельку увели в больницу. А Марфушка тряпкой вытер пол и подал Мистеру кусок фанеры.

Стеклышком Мистер соскоблил фамилию Капельки и вдруг почувствовал, что кругом стало как-то светлее, просторнее и чище.

Первую неделю Капелька прикидывался очень больным человеком. Он пытался понять, почему ему никто не простил всей этой обыкновенной истории с Анной Тимофеевной, и в конце концов пришел к выводу, что свое наказание отбыл, а если судья накинет ему лишний год, то это не так страшно, потому что он все равно вырвется на свободу и достанет свои сто тысяч.

Он лежал на железной койке и прислушивался к разговору незнакомых людей.

От скуки больные спорили о медицине, потихонечку «бурили» и гадали на спичках, предсказывая амнистию в самом ближайшем времени.

Выбрав удобный момент, больные делали налеты на парники, потом мучились животами и развлекались, требуя врача и прокурора.

Дней через пять Капелька получил письмо от Чайки. Письмо было длинное, написанное карандашом и чернилами, в нескольких местах протертое резинкой и перепачканное машинным маслом. На желтом самодельном конверте крупными спотыкающимися буквами было написано: «Бывшему моему другу Капельке». В письме Чайка ставил в известность Капельку, что дружбы между ними больше нет, и пусть Капелька ни на что не рассчитывает после возвращения из больницы. Дальше Чайка писал о своем сроке, что ему осталось полтора года и он решил кончать с воровской жизнью.

Прочитав несколько раз это письмо, Капелька почувствовал себя как-то одиноко, но наутро это все прошло, и он забыл про письмо.

Однажды сосед Капельки, по прозвищу Глобус, подозвал к себе сестру и стал ей что-то шептать, показывая пальцем на Капельку.

— Век мне в тюрьме гнить, не вру. Вы, говорит, не сомневайтесь, мамаша, все будет честь по чести.

— Да ну вас, — сказала сестра, — перестаньте выдумывать.

— А я тебе говорю — обокрал. Не трогай его, пускай сдыхает…

Глобус нахмурился. Желтые пятна выступили на его лице, и он с нескрываемым презрением посмотрел на Капельку.

— Ты знаешь, сестра, не приведи боже, — сказал он, — иметь дело с таким человеком. На нем пробы негде ставить, а ты его под защиту берешь.

— А для меня вы все одинаковые, — сказала сестра.

Глобус обидчиво отвернулся от нее и тихо выругался в подушку.

Вечером он набрал в стакан воды, всыпал туда два порошка, вылил остатки микстуры, бросил кусок мази и кусочек известки, потом все это тщательно размешал и посмотрел стакан на свет. Ехидная и торжествующая улыбка появилась на его лице. Он пошептался с Бомбовозом, и на цыпочках они подошли к Капельке, но подбежавшая сестра выбила стакан из рук Глобуса и загородила собой Капельку.

— Что вы делаете, варвары! — закричала она и растерянно взглянула на вошедшую женщину. Это была врач.