Станислав Рудольф - Дальтоник

Дагмар слышала, как Губерт возвращается от норок.

— Что случилось?.. — спросил Губерт в дверях спальной.

Дагмар медленно повернулась к нему, слегка расставив в стороны руки, как рисуют в модных журналах.

— Ну, тебе нравится твоя жена? — улыбнулась она.

Губерт мазнул по ней взглядом, прошелся, словно скалкой по тесту.

— Ничего себе… — буркнул он, стаскивая старую лыжную куртку, которую теперь надевал к норкам, сняв наконец, он повесил ее в коридоре на вешалку. Часы уже показывали половину седьмого. Если они хотят успеть к началу, надо поторопиться. «Уже третья норка начала волочить задние лапки. Вдруг это — эпидемия? Значит, все передохнут. Завтра же поеду к ветеринару, чего им мучиться!»

Дагмар воображала, что он придет от нее в восторг и, замерев в дверях от восхищения, выдохнет: «Нет, это невозможно!» И, любуясь своей женой, такой очаровательной и все еще такой молодой, подбежит и осторожно поцелует в обнаженное плечико. Ей это было просто необходимо!

Дагмар опустила руки и бесцветным голосом сказала:

— Брейся!..

И, подойдя поближе к зеркалу, стала выдергивать пинцетом волосинки из бровей. Было слышно, как Губерт открыл в ванной кран с горячей водой и сбивает пену для бритья, берет кисточку и достает новое лезвие, рассуждая теперь уже вслух о внезапной болезни, навалившейся на его норок. Конечно, ничего хорошего это не сулит, эпидемия может охватить всех зверьков, но надо надеяться, что это не паралич и не вирусное заболевание — через это норки уже прошли. Еще в прошлом году Дагмар помогала Губерту. Кормила, когда он задерживался на собрании, вливала детенышам в горлышки стрептомицин, если у них было воспаление легких, и клянчила в больнице и у знакомых врачей всякие лекарства. Сейчас Дагмар норок просто не замечает. Делает вид, что у нее нет времени даже подойти к клеткам и накрошить пивных дрожжей или подлить в поилки воды. Дагмар ненавидит их. Они отняли у нее покой, развлечения и все радости жизни. И мужа тоже отняли. Никому не нужно такое отречение от мирских утех с сомнительным утешением в виде нескольких тысяч крон в год. Они перестали ходить в кино, не ездят в театр, о концертах она и вовсе забыла. Очень быстро исчезли и прежние друзья, которые захаживали к ним воскресными вечерами на чашку кофе. Теперь они не могут делать ответные визиты, потому что Губерт должен перемалывать через мясорубку мясо, подпускать самцов к самкам, чистить клетки, забивать норок и обрабатывать шкурки. Дагмар каждый раз остается с гостями одна, Губерт лишь сунет в двери нос, приветливо со всеми поздоровается и тут же, извинившись, убегает: у него, видите ли, именно сейчас хлопот по горло. А Дагмар так хочется, чтобы у него было побольше свободного времени, и прежде всего для нее!

Норки сильнее, чем она. Они смогли опутать его цепями ежедневных обязанностей. Разве Губерт минуту назад обратил на нее внимание?

Дагмар положила на кровать его белоснежную рубашку, платок и галстук в белый горошек. Бог знает какой он выберет сам. Для полной уверенности она достала и пакетик с новыми носками. Даже такие мелочи Дагмар не может пустить на самотек: Губерт способен выфрантиться с неимоверной, просто ужасающей безвкусицей!

А вообще-то — какой ей смысл мучить себя мыслями о нем и об этих проклятых норках? Сегодня, именно сейчас?.. Нет, она не станет портить себе вечер, о котором давно мечтала. Чего же она ждет от него?

Губерт оделся. Романка подала ему бумажник, носовой платок и обручальное кольцо, которое Губерт надевал лишь в торжественных случаях, утверждая, будто оно с трудом налезает. Дагмар, конечно, не думает, будто Губерт красуется перед какими-нибудь девицами, притворяясь неженатым. Маленькие хищницы интересуются больше «окольцованными» мужчинами, считают, что это придает солидности и уверенности и является свидетельством того, что женатик для них не безнадежен. Губерт искал ножницы. Конечно, на месте их не оказалось, это всегда выводило его из равновесия. Губерт хотел подравнять усы. Дагмар с Романкой обыскали все ящики и коробочки, пока не нашли их среди карандашей на его же письменном столе. Проделав неизбежную манипуляцию, Губерт позвал сына, чтобы прочитать ему последнее наставление: на попечении Яромира остается дом, сестра, норки…

Яромир вылез из своей комнаты и явился к ним походкой снежного человека. Он оглядел обоих родителей, с нескрываемым восторгом провозгласив:

— Ну мать, ты даешь! Ты же у меня шикарная чувиха! — и восхищенно присвистнул.