Станислав Рудольф - Дальтоник

— Мне приятно, что они тебе понравились! — сказала Милена.

— …прекрасны, — продолжал «Роберт Оппенгеймер», он же Арношт, помешивая свой кофе, — но вместе с тем в них заложена грусть.

— Ты имеешь в виду… — изобразила она ладонью в воздухе падающий нож гильотины, — но ведь это нормально?

— Нет, я о другом… о том, что у нас человеку с высшим образованием приходится подрабатывать таким вот манером!

Губерт снисходительно улыбнулся.

— Знаю, знаю, — «Оппенгеймер» отхлебнул кофе и облизал губы, — Милена говорила, что в этом заключено ваше отрицание и неприятие системы…

— Я вас не понимаю… — перебил его Губерт, — отрицание и неприятие какой системы?

— Политической, естественно! После того что с вами сделали, вы — я в этом глубоко убежден — избрали единственно правильную методу: пассивное сопротивление и полная изоляция. Это безопасно и вместе с тем позволяет… Я удивляюсь только одному! — «Роберт О.» сделал паузу, и никто не осмелился заговорить. — Тому, что вас еще не исключили из партии!

— Мое пребывание в партии и перевод в Крушетице, если вы имеете в виду именно этот факт, никак между собой не связаны. Я ничего такого не сделал!

— Сделали! — поправил его Арношт. — И вы это отлично знаете. Вы пошли против сынка функционера, — уточнил он иронически. — А такие вещи делать не положено!

— Прошу вас, оставьте это!.. — попыталась остановить их Милена.

Мужчины уже не обращали ни на кого внимания.

— Я пошел против директора, который оказался трусом, а не против системы!

— Но ваше поведение свидетельствует о другом!

— Это вам только кажется!

— Вы полагаете, что я столь наивен? — снисходительно спросил Губерта новый Миленин приятель.

— Нет! Решительно нет! Хотя мы знакомы едва ли более часа, — Губерт медленно наливался краской, и голос его дрожал, как обычно, когда он был взбешен, — заметьте…

— Губерт!.. — попросила его тоном запрета Дагмар.

Хорошо, он сдается!

Губерт махнул рукой и усмехнулся.

— Ладно! Оставим это. И тем не менее вы абсолютно неправы! — упрямо повторил он.

Обстановка была натянутой, они перешли на другую тему, это продолжалось минут десять. Наконец гость поднялся, позвал Милену, и они стали прощаться. Надо еще засветло добраться до Врхлаби. Дагмар, Губерт и дети проводили гостей на улицу.

— Пш-шш! Телега у него что надо!.. — заметил Яромир вслед отъезжающей спортивной машине.

— А он сам — дурак что надо!.. — облегчил свою душу Губерт Влах, хотя рядом стояли и дети.

— Ну-ну! — оборвала его Дагмар.

Губерт равнодушно махнул рукой.

— Скажи, пожалуйста, тебе Милена сказала, кто он, этот ее мужик?

— Замдиректора какой-то фирмы…

— Гм… — пробурчал Губерт. — Что-то уж больно умен… А Милена, конечно же, все про нас ему выложила?!

— Что-то ведь рассказать надо?

Губерт возвращался последним, он запер калитку на ключ.

— Да, Милена шлюха порядочная! Думаю, такая никому не откажет…

— Да?.. — Яромир удивленно застыл в дверях.

Отец, выкатив глаза, строго крикнул:

— Занимайся своими уроками! А в такие дела не лезь!

Яромир хотел что-то возразить, но, увидав, что отец вот-вот накинется на него с кулаками, поспешил скрыться в своей комнате.

Губерт переодел носки. На сей раз он был уверен, что оба они зеленые, потому что носки ему дала Дагмар.

На второй день зимних каникул умер Златко. Множества его короткой жизни, содержащей так мало элементов радости и надежды, оказались менее нуля к более бесконечности. Гнойный злокачественный абсцесс, возникший после неудачной прививки, когда игла, по-видимому, повредила надкостницу, оказался роковым и неумолимым. Смерть не остановилась ни перед возрастом Златко, ни перед его возможной гениальностью.

Похороны были жестоко горестными, как всегда, когда умирает ребенок. В последний путь Златко провожало мало, детей, большинство на каникулы разъехались в горы, к бабушкам или с родителями на дачи и в дома отдыха, и даже учительский коллектив не был в полном составе. Отсутствовали Прскавец: он вел курсы лыжников в Бенецке, Гавелка — этот уехал к больной матери в Братиславу и Геленка Боубеликова, которой директор не сумел вовремя послать телеграмму, потому что не знал, где она проводит отпуск. Либуше Лиеманова не смогла из-за своей постоянной мигрени. Она извинилась. Остальные явились. Во-первых, они глубоко сострадали своему коллеге, учителю Бенде, — это с одной стороны, во-вторых, чтобы не ходить на различные курсы: кто первой помощи, кто на курсы наглядных пособий, руководства школьной кухней, радиофонии, перфорационной техники и археологического минимума, курсы сравнительного языкознания, немецкого разговорного языка, поделок из корневищ и веток и производства пластин из искусственного волокна. Все эти курсы были щедро рекомендованы школьным профкомом для того, видимо, чтобы не оставить учителей без надлежащей занятости, не пустить во время отдыха своих подопечных на самотек. Их личные подписи в журнале посещаемости являлись главным документом, свидетельствующим об их сознательном отношении к делу воспитания молодого поколения. Похороны Златко были уважительной причиной неявки на те или иные курсы.