Тобиас Вулф - Жизнь этого парня

Дуайт был невысоким мужчиной с кудрявыми каштановыми волосами и грустными беспокойными карими глазами. От него пахло бензином, ноги были слишком короткими для широкогрудого тела, но недостаток длины компенсировался пружинистостью. У него была удивительная манера отрывисто пружинить при ходьбе. Он одевался как никто из тех, кого я когда-либо видел раньше – туфли в два цвета, разрисованный вручную галстук, украшенный монограммой блейзер и носовой платок с такой же монограммой в нагрудном кармане. Дуайт неоднократно возвращался к нам, что делало его главным претендентом среди поклонников. Мама говорила, что он хороший танцор – только пыль летит из-под ног. И к тому же очень милый и обходительный.

Я не беспокоился на его счет. Он был слишком мелким, работал механиком. Одежда его была несуразной – хоть и не могу сказать, в чем именно. Мы приехали за столько километров вовсе не к нему. Он даже жил не в Сиэтле, а в местечке под названием Чинук – крохотная деревушка в трех часах езды от Сиэтла вверх по Каскад Маунтинс. Кроме того, он уже был женат. У него было трое детей, которые жили вместе с ним, все подростки. Я знал, что моя мать никогда бы не впуталась в подобный бардак.

И даже несмотря на то что Дуайт продолжал ездить с гор, чтобы увидеть мою мать, каждые вторые выходные, а затем и каждый уикенд, казалось, он чувствовал, что его случай безнадежен. Его внимание к матери было таким щенячьим, таким раболепным, будто он знал, что вероятность прибрать ее к рукам трогательно ничтожна. И даже находиться в ее присутствии – большаая удача, которая зависит от его почтения, хвастливой лжи, оптимизма и всякого рода хорошего настроения.

Дуайт уже был женат. У него было трое детей, которые жили вместе с ним, все подростки. Я знал, что моя мать никогда бы не впуталась в подобный бардак.

Он старался изо всех сил. Для того чтобы заметить подобный тип старания, нет глаза острее, чем глаз соперника, который, может, является ребенком. Я взялся за это дело с усердием и отмечал каждый промах Дуайта: его привычку облизывать губы, метать взгляд от одного лица к другому в поисках малейших признаков несогласия или скуки, его неуверенную улыбку, фальшивый тембр смеха, когда он рассказывал шутки, которые на самом деле не понимал.

Никто не мог просто пойти на кухню и сделать себе напиток, Дуайт обязательно должен был вскочить и сделать это сам. Никто не мог открыть дверь или надеть пальто без его помощи. Никто не мог даже курить свои собственные сигареты. Нужно было непременно брать у Дуайта и покоряться продолжительному спектаклю с прикуриванием. Он вынимал из бархатного футлярчика зажигалку «Зиппо» с монограммой; открывал со щелчком крышку о свою брючину; демонстративно делал паузу, глядя на высокое пламя с короной маслянистого дымка, и затем весь ритуал повторял в обратном порядке.

Я был хорошим мимом или, лучше сказать, жестоким, и Дуайт был легкой мишенью. Я принимался за эту комедию сразу, как он покидал наш дом. Моя мать и Кэти старались не смеяться, но у них не получалось, и они все равно хохотали. То же делала Мэриан, хотя в действительности вовсе не потешалась над Дуайтом.

– Дуайт не так уж плох, – обычно замечала она матери, и та кивала в ответ.

– Он очень мил, – добавляла Мэриан, и мать уже не кивала и говорила:

– Джек, довольно.

День благодарения мы провели в Чинуке с Дуайтом и его детьми. Снег выпал несколько дней назад. Он растаял в долине, но все еще покрывал деревья на склонах, которые были фиолетовыми от теней, когда мы приехали. Хотя был еще день, солнце уже садилось за горы.

Дети Дуайта вышли, чтобы поприветствовать нас, когда мы подъехали к дому. Двое старших, мальчик и девочка, ждали у порога, а девочка примерно моего возраста подбежала к моей матери и обхватила ее руками за талию. Я чувствовал полное отвращение. Девочка была с худым лицом и костлявая, а на затылке у нее виднелась плешь размером с серебряный доллар. Она как-то странно сопела, когда схватила мою мать, которая, вместо того чтобы оттолкнуть это создание, засмеялась и обняла ее в ответ.

– Это Перл, – сказал Дуайт и незаметно высвободил мать из ее объятий. Перл осмотрела меня. Она не улыбалась, так же как и я.

Мы подошли к дому и познакомились с другими двумя. Оба были выше Дуайта. У Скиппера была клинообразная голова, плоская сзади и острая спереди, с близко посаженными глазами и длинными крыльями носа. Он носил короткую стрижку ежик. Скиппер рассматривал меня с вежливым равнодушием и переключил внимание на мою мать, приветствуя ее с серьезной, но безупречной любезностью. Норма просто сказала: «Привет!» – и взъерошила мои волосы. Я поднял на нее взгляд, и пока мы были в Чинуке два дня, я не смотрел на нее только в те моменты, когда спал или когда кто-нибудь проходил между нами.