Семен Журахович - Кто твой друг

Панас Юрьевич поспешил Кардашу на помощь. — Микола Игнатьевич очень устал. Отпустим его. — Ну что это! — с искренним огорчением воскликнула хозяйка. — А мои пироги?

— Спасибо, спасибо вам за все, — пробормотал Кардаш. — Будьте здоровы.

Панас Юрьевич проводил его до калитки.

— Я позвоню шоферу. Вас отвезут в город, — сказал он.

— Спасибо, Панас Юрьевич. — Кардаш еще раз пожал ему руку.

…Когда гости разошлись, Панас Юрьевич сказал жене:

— Люблю карасей, которые идеалисты…

Возмущенный рассказ Вакуленко Ирина выслушала, не проронив ни слова.

— Как это вам понравится? — спросил он, заглядывая ей в лицо. — Сразу же набросился на Шавловского, точно тигр из джунглей… Я не расслышал, что Кардаш ему сказал, но у Шавловского щеки задергались, будто его наградили двумя добрыми оплеухами. Что он ему сказал? Сумасшедший!.. Надо же понимать: если бы не Шавловский, другой бы написал. Да еще аляповато, грубо… У Шавловского хоть какая-то видимость аргументации была… Ну-ну!

— Значит, виноват во всем Кардаш? — тихо спросила Ирина.

— Что вы! — воскликнул Вакуленко. — Я не виню и Кардаша. Его, конечно, очень задела эта история. Но нельзя же так…

Ирина шла медленно, о чем-то раздумывая.

— Нельзя так, — повторила она. — Как нельзя?

— Он сам себе вредит.

— Чем?

Вакуленко хмыкнул:

— Есть, дорогая Ирина, такая мудрая восточная поговорка: «Если, направляясь куда-нибудь, ты по дороге будешь бросать камень в каждую собаку, которая залает на тебя, ты никогда не достигнешь цели».

Маленькая уличка кончилась, дальше лежало опытное поле, за ним — невидимая в темноте лесная полоса. Они повернули обратно. Вакуленко шел как-то боком, все заглядывая Ирине в лицо. Пенсне он давно спрятал.

Не поворачивая головы, она сказала:

— А у вас для каждой собаки кусочек колбасы в кармане?

Вакуленко отшатнулся.

— Кажется, — язвительно проговорил он, — вас покорил этот суровый рыцарь из Олешковских песков. Однако гордый рыцарь этого даже не заметил…

Вакуленко тут же пожалел, что у него вырвались эти слова: он все-таки немножко знал Ирину.

Она ответила не сразу. Шла и молчала, терзая его этим молчанием. Потом он едва расслышал сказанное про себя:

— Пошлость. Все то же… Все то же…

Тогда он заговорил горячо, даже с нежностью в голосе:

— Простите, хорошая моя Ирина. Простите. Это просто… бестактность, глупость. Забудьте…

Он замолчал. Ирина шла, глядя прямо перед собой.

— Вы должны знать, Ирина, что… В конце концов консультации с Панасом Юрьевичем — это повод. Всего лишь повод. Я приезжаю сюда только ради вас.

Не поворачивая головы и не повышая голоса, Ирина сухо проговорила:

— Не утруждайте себя в дальнейшем… Пожалуйста.

Кардаш подумал, что Тоня не случайно оказалась у дома для приезжих в тот момент, когда он подошел к калитке. Сейчас должна была прибыть машина, которая отвезет его в город.

— Ты уже уезжаешь? — спросила Тоня. — Почему так скоро?

Кардаш почувствовал: все это — и улыбка, и удивленный взгляд, и нарочито небрежное движение руки, в которой Тоня держала перчатку, — все это ложь.

— Надо, — сказал он. — Спешу…

— Когда приедешь насовсем?

— Не знаю… Возможно, не приеду вовсе.

Тоня схватила его за руку.

— Микола, как тебе не стыдно! Неужто из-за такой мелочи…

— Мелочь?.. — чуть заметно усмехнулся Кардаш. — Пусть так.

— Да, да, мелочь, — горячо проговорила Тоня. — Леонид ничего против тебя не имеет… Он мне рассказал. Ну, мало ли что было. Вот увидишь: поработаете вместе, и все будет хорошо.

— Нет, — качнул головой Кардаш. — Я не могу работать с Шавловским.

Тоня прищурилась:

— Тебе Решетняк уже что-то посулил? Неужели ты думаешь, что старый чудак поедет куда-нибудь просить, чтоб Леонида забрали, а взяли тебя? Послушай, это же смешно. Неужто кто-нибудь серьезно может…

— Я совсем не хочу, — оборвал Кардаш, — и не собираюсь никого выживать.

Тоня притихла.

— И что же, — заговорила она уже совсем другим тоном. — Опять на пески?

— У меня есть свое дело, Тоня… А пески или не пески, какое это имеет значение?

— Ведь ты сам себе вредишь. Здесь диссертация, перспективы…

Кардаш посмотрел на нее.

— Недавно я прочитал в каком-то стихотворении: «Каша с вами, а душа с нами…» — Увидев приближающуюся автомашину, он торопливо проговорил: — До свидания.

Тоня смотрела ему вслед каким-то странным взглядом: в глазах ее, казалось, застыла грусть, как вчера, когда она произнесла: «Ты хороший, Микола…», и в то же время в них можно было прочитать насмешку, осуждение, уверенность в своей правоте.