Ариадна Борисова - Санна Ванна - Бабушка

— Таня-а! — крикнула старуха. Голос ее был сдавленным и дрожал. — Таня-а, подь сюда, глянь-ка, чё скажу…

Не сразу ошарашенная Александра Ивановна поняла, что так зовут гадалку. Она ведь только что о дочке подумала…

Старуха ткнула кривым пальцем в лицо ребенку. Густобровая тихо ахнула, закрыла рот рукой, и колдуньи многозначительно переглянулись.

— Что, что?! — испугалась Александра Ивановна.

— Ничего, — пожала плечом ворожейка и перекинулась со старухой непонятным набором гортанных слов, затем удалилась в кухню к выглядывающим оттуда детям, а бабка с непроницаемым видом подступила к окну и обломила коричневой когтистой рукой верхушку с лиственничной ветки.

«Зачем? — опять затревожилась Александра Ивановна. — Что она, веткой Аленку обмахивать собралась? Или, кто ее знает, в пупок тыкать будет?» — но подавила вопросы. Пусть хоть на голове стоит старая карга, лишь бы грыжу вылечила…

Приблизившись лицом к трюмо, старуха внезапно оскалилась и энергично принялась чистить веточкой свои вневозрастные челюсти. Закончив странную процедуру, критически постучала ногтем по зубной фаланге. Ловко откупорила пробку «Столичной» и, ополоснув рот водкой прямо из бутылки, плюнула в угол. Снова наклонилась над девочкой. Александра Ивановна придвинулась ближе: ей показалось, что страшные старухины глаза плотоядно сверкнули. Та досадливо вскинулась:

— Иди-ка отседова. Операция тонкая, не лезь под руку…

Пришлось выйти в прихожую.

Неожиданно внучка закатилась в плаче. Предупреждая готовый вырваться встречный вопль Александры Ивановны, выскочившая из кухни гадалка крепко сжала ее разом вспотевшую руку. Гостья поперхнулась сама в себе и горячей кровью окатилась изнутри… Дикие подозрения приподняли волосы, лоб покрылся испариной, и только тут Александра Ивановна заметила, что даже туфель не сняла. Но ведь никто и тапочек не предложил…

Выгнала из головы снова затеявшиеся второстепенные думы и с кипящим сердцем бросилась в комнату. Стоящая скобкой над кроватью старуха с трудом выпрямилась, отступила от кровати, и девочка замолчала, как придушенная. Почти теряя сознание, Александра Ивановна тяжело рухнула на край кровати, в жарком смятении всматриваясь в лицо ребенка. Внучка спокойно и почти осмысленно двинулась взглядом в ее сторону.

Таня буднично сказала:

— Вот и выкусили грыжку.

Надменно сузив черепаховые веки, бабка пробурчала:

— Обмыть надо. Крепче завяжется…

— Водкой? — тупо спросила Александра Ивановна слабым от пережитого волнения голосом.

— А то? — усмехнулась старуха. — Не коньяк же ты притаранила многозвездчатый…

Прикрикнув на расшалившихся малышей, гадалка принесла из кухни разнокалиберные стулья, рюмки, открытую банку килек в томатном соусе и нарезанный неровными кусками хлеб в тарелке. После всех сегодняшних мытарств и зудящей мысли о том, что колдунья могла навредить девочке, Александра Ивановна захмелела быстро. Ненавидевшая водку всеми порами души, традиции она уважала и выпила ради внучки, чтобы «крепко завязалось». Сквозь помехи запрыгавшего давления кое-как доходил смысл того, о чем говорила Таня. Цыганка недобрым словом поминала закон, запрещающий заниматься наследственной работой.

— Что за работа-то? — заинтересовалась Александра Ивановна.

Гадалка с охотой пояснила:

— Насте от природы дано судьбу видеть. Еще кости умеет править, да и грыжи вот лечит, пока зубы целые.

— А вы?

— Я в подручьях, — засмеялась Таня. — Но тоже ворожу иногда. Если вижу, что тяма у клиента не работает. Дураки всегда хорошо платят, хоть с короб им наври.

— Сын? — кивнув на портрет, спросила Александра Ивановна, шокированная откровенностью цыганки.

— Ее, — мотнула та головой на молчащую старуху. — В тюрьме сидит. Или сбежал опять.

Бабка что-то громко гаркнула не по-русски. Фальшивая гадалка многословно огрызнулась в ответ и поделилась с Александрой Ивановной:

— О жене его ругаемся. Куда он, туда и она. Носится за ним, а он — ветер!

— Молчи! — разомкнула старуха прошитый нитками морщинок рот.

Добавив что-то бурное на выразительном чужом языке, пробормотала вполголоса:

— Э-э, ума нет — не купишь, не украдешь…

Таня сердито зыркнула, и старуха презрительной дужкой скривила рот:

— Рома не любит на одном месте сидеть…

— Его Ромой зовут?

— Рома — народ. Цыгане.

— Дар этот у вас от Бога или как? — задала старухе тревожащий вопрос Александра Ивановна.