Юрий Семенов - Тропа обреченных

Появился Зубр, неуклюже вылез из лаза; морщась и отирая руки о мокрую траву — перемазался, он придирчиво оглядел «крышу» схрона и, ничего не сказав, позвал работников за собой. Он прошел шагов двадцать, остановился в сторонке от деревьев, возле кустарника. Носком сапога прочертил на травянистой земле прямоугольник.

— Ройте яму, как пометил, — распорядился он.

— Что это будет? — не подумавши, спросил Алекса. — Погребок?

— Что будет, с вас не убудет… — оборвал Зубр и пошел к схрону, бросив на ходу: — Закончите, позовите. Тогда и поедим.

В схроне Муха продолжала шить при свете лампы. Что-то у нее не получалось, не хватало фантазии для распашонки, путались нитки. Но она с природной невозмутимостью, внешне даже благодушно, снова вдевала нитку в иголку. Услышав за спиной сопение Зубра, спросила:

— Ну что они там? Есть-то готовить?

— Попозже… — хмуро оглядел он склоненную голову Мухи со спавшими локонами, гладкие, крепкие плечи и разложенную с края стола распашонку из белой портянковой байки. Он не был расположен к разговору и не знал, что ему сейчас делать.

А вчерашняя врачиха Муся Моргун, симпатичное личико которой со сросшимися темными бровями портил маленький, клинышком, подбородок, превратившаяся под видом машинистки в бесправную сожительницу главаря банд, всеми помыслами была занята ожидаемым ребенком, начинавшим менять ее неприязненное отношение к сожителю — будущему отцу.

Нет, Муха не строила планов на дальнейшую жизнь с Зубром, который был ей немил. К тому же она почти не сомневалась в том, что этот человек, с которым ее нечаянно свела горькая, как в наказание, судьба, не жилец на земле и его надо суметь дотерпеть. Она не имела к нему вражды. Больше того, он даже стал ей теперь необходим.

— Где же они тут жить устроятся? — снова задала вопрос Муха, не столько заинтересованно, сколько устало от молчания. Иван последнее время вообще перестал с ней говорить. Она понимала, что становится ему в обузу. И смирилась с мыслью, что он ее, скорее всего, спровадит, а там будь что будет, не съедят же ее чекиста. Уедет подальше с Волыни и обрубит все… Но в самом деле, где тут Алекса с Дмитро устроятся на целую зиму, если даже он отправит ее куда-нибудь? Тут и спать им негде. А ютиться он не любит. Ничего не стоило вырыть еще хотя бы закуток. Спросила: — Ты что, не слышишь?

— Рядом себе роют, места, что ли, мало, — ответил Зубр и, помолчав, тоже спросил: — У тебя сестра, говорила, есть. Где она?

— В Тернополе. Что ты ее вспомнил? К ней спровадить меня хочешь?

— К ней нельзя.

— Это почему же? Больше мне некуда, в моем-то положении.

— Думать надо было прежде! — сорвался голос у Зубра. — Сама врач.

— Тебе-то какая боль? Поеду к сестре… Себе другую приведешь.

— Нельзя к сестре.

— С чего ты взял? Она давно зовет меня…

— Нельзя! Продашь меня! — У Зубра скулы заходили. Он повернулся, чтобы снова подняться наверх, но остановился от истеричного испуганного вскрика:

— Куда ж ты меня, Иван?! Куда?!

— Здесь останешься… — бросил он, не оборачиваясь и не видя брызнувших слез из широко открытых в ужасе глаз Мухи, только донесся до него уже в проходе лаза взвизгнувший сквозь рыдание голос:

— За что?! Не гу-би-и…

Он поднялся наверх, повернулся спиной к работавшим невдалеке хлопцам, достал из-за пояса пистолет, проверил обойму, пощелкал затвором и, удовлетворившись, аккуратно положил его обратно.

Яма была почти готова, рядом возвышалась горка жирной черной земли. Алекса отдыхал, копал Дмитро. Настороженная острота мелькнула в их взгляде.

— Хорош, вылазь, Дмитро, — распорядился Зубр, глянув в яму, а когда тот поднялся наверх, жестко, как это делал всегда перед казнью, чтобы исполнение соответствовало требованию, приказал: — Задушите Муху! И волоките сюда!

Подручные мгновение помедлили, видно соображая, что от них требуется. Зубр не выдержал и с нажимом встряхнул их:

— Прищемите ей дыхало, а то продаст, уйдет… И тащите, говорю, сюда!

Дмитро с Алексой рванулись с места, как будто в самом деле испугались предательства. Глядя им вслед, Зубр подумал: «И на вас надёжи нет, до зимы как бы не разболтали об этом схроне…»

День разогревался, сгоняя в низину жиденький туман; казалось, земля тайком дышала.

И вдруг на ум Зубру пришла Артистка. Нет, он не подумал о том, где она, что с ней, а только внутренне ощутил, будто на месте Мухи в схроне сейчас она, его давняя симпатия, за которой надо бы послать Сороку, заманить ее в лес, пока чекисты не накрыли, и остаться с ней на зиму, скорее всего на последнюю лесную зимовку в схроне, о котором ни одна душа не будет знать. Продуктов запасено вдоволь, а по хозяйству Мария управится. Да и он разомнется, поможет. Толковая мысль!