Николай Григорьев: Невская равнина

Между тем с передовой уже приходили танки для заправки. Потащили и они за собой бронеколпаки. На корму танков, за башней, я сажал подоспевших саперов — по двое рядовых с сержантом.

Прибыли мы на передовую. И тут случилась такая штука: два колпака, привезенные танками, сели один на другой. Второй коснулся краем уже посаженного на место и так стоит — боком. Саперы растерялись: они уже приладились под каждый бронеколпак делать подкоп — лаз для пулеметчика с пулеметом, а тут как?.. Опасная заминка под огнем.

— Ребята! — кричу. — Да ведь так еще лучше! — И пулеметчику: — Ныряй, парень, в готовое укрытие!

И вдруг — взрыв… Я проваливаюсь в темноту…

Очнулся я от запаха — до того едкого, что слезами давился. Ничего не понимаю: где я, что со мной? Рядом — тихие голоса, а в нос мне тычется что-то противно холодное. Видимо, я застонал. Голоса повеселели, и кто-то сказал: «Довольно. Уберите нашатырный спирт».

Пробую заговорить — не терпится узнать про бой, про саперов, — а язык словно пьяный, едва вышлепывает слова. Наконец поняли меня, слышу в ответ:

— Осилили наши. И раненых немного. Здесь они, как и вы, в медсанбате.

Я в медсанбате? Это новость. Значит, ранен… прислушался сам к себе и не ощутил правой ноги. В холодный пот ударило.

Ко мне кто-то склонился. Белый колпак на голове, рот закрыт марлей.

— Будем знакомы, товарищ командир батальона. Перед вами главный армейский хирург Могучий Михаил Александрович. Сейчас я вас прооперирую. А ваше имя-отчество?

Я назвал себя. Про рану спросить не решился, но, бодрясь, добавил: «Могучий — это хорошо».

Трудно было спасти мне ногу. От рванувшего вблизи снаряда правое бедро не только раздроблено — превращено в кашу. Но спасибо врачам — Могучему и еще Фейертагу, который лечил меня в госпитале, — калекой не стал.

Отлежав около месяца в Ленинграде, я был эвакуирован затем на Большую землю. Ночью санитарный поезд, набрав раненых и больных, после многих маневров и остановок, каким-то кружным путем достиг берега Ладожского озера. Нас, прикованных к носилкам, разместили на палубе небольшого парохода. Тронулись тихо, без огней. В глубине суденышка мягко постукивала машина, за бортом с шумными всплесками заструилась ладожская вода… Прощай, Ленинград!

В глубоком тылу мы, валявшиеся в госпиталях, замирали, едва по радио начинали звучать позывные Совинформбюро — мелодия песни «Широка страна моя родная». Затем могучий бас Левитана или огорчал, или радовал положением на фронтах. Но вот я уже на ногах, хотя передвигаюсь еще с костылем. В возвращении на фронт мне отказано, и я, оставаясь военным, преподаю инженерное дело курсантам эвакуированного из Сталинграда танкового училища. В январе 1944 года начались победоносные действия войск Ленинградского фронта. Однажды передавали по радио приказ Верховного Главнокомандующего — назывались особо отличившиеся в боях воинские части, и вдруг слышу: моему батальону присвоено почетное наименование Лужский.

Долго я сидел перед радиоприемником, как зачарованный глядя на его зеленый огонек… Радостно было сознавать, что ополченцы свою задачу выполнили.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.