Паскаль Рютер - Барракуда forever

— Да потому, что у того, кто получил от тебя пинок, наверное, некоторое время выходили квадратные какашки!

Отец ничего не ответил Наполеону, который хохотал до колик. Только встал у окна, держа руки в карманах. Смутное отражение его лица в стекле терялось в холмистом пейзаже. Наполеон снова стал серьезным и, резко дернув коляску, так что колеса взвизгнули, остановил ее рядом с отцом, и они оба стали смотреть, как взлетают и садятся самолеты. Сидя на кровати, я видел их со спины: Наполеона, развалившегося в кресле, и отца, поднявшегося на цыпочки в своих ботинках с квадратными носами, чтобы оказаться на воображаемой высоте. Сзади они еще менее походили друг на друга, чем спереди.

— Странно, — пробормотал Наполеон. — И зачем все эти люди вечно носятся туда-сюда?

— Да, действительно, — согласился отец. — Странно.

Я уверен, мама могла бы поймать эти несколько коротких мгновений согласия и передать своими карандашами их необъяснимую сладость.

— Ну, тогда у меня другая идея, — неожиданно снова заговорил отец. — Сидел… Я хотел сказать, компаньонка.

Наполеон помолчал несколько секунд, как будто ждал, пока самолет скроется в облаках, потом проворчал:

— А компаньонка хоть красивая?

Послужной список у Ирен был такой, что не подкопаться: она работала в составе особой бригады или чего-то вроде того по обслуживанию беспокойных, зачастую пожилых пациентов и занималась разного рода боевыми искусствами — дзюдо, джиу-джитсу, карате, тхэквондо, тайским боксом, крав-мага и кикбоксингом, а также йогой. Так что она знала все о том, как держать в руках других и саму себя. И доказывала это, складывая руки на животе, закрывая глаза и издавая долгое густое рычание.

— Никому ни разу не удалось вывести меня из равновесия, — заявила она в тот день, когда пришла познакомиться с нами. — Я могу взять измором даже самых неуживчивых. Со мной они погружаются в море безмятежности. Потому что во мне живет дух… СЕГУНА!

Голова у нее была втянута в плечи, она немного напоминала ежика, когда бывала в хорошем настроении, и бульдога, когда показывала зубы. Ей можно было дать как двадцать лет, так и пятьдесят.

— Вы все-таки будьте поосторожнее, — предупредил ее мой отец, — вам придется иметь дело с тяжеловесом! И помните, что его имя Наполеон, а это кое-что значит!

— У меня все под контролем, — заявила Ирен.

— Хорошо бы вы внушили ему, что в восемьдесят шесть лет человек нуждается в помощи и ему нельзя жить одному… Помогите ему осознать, что он стар, действительно очень стар. И не вечен.

Ирен была совершенно невозмутима. Мама устроилась в углу гостиной, и карандаши у нее в руках мелькали с такой скоростью, что их было почти не различить.

— Считайте, что это уже сделано, — сказала Ирен. — И записано в большом свитке. Через месяц он сам попросит, чтобы вы перевезли его дом престарелых. Я применяю древнюю технику японских сегунов: изолирую, обволакиваю, удушаю!

— И все-таки будьте настороже. Потому что он дерется, бьет, дубасит!

— Но прежде всего, — добавила Ирен, не мигая глядя отцу прямо в глаза, — прежде всего я гипнотизирую. Как змея, нацелившаяся на добычу. Рррххммммммм… поверьте мнееее!

— Да, верно. Надо же, у вас действительно необычный взгляд. Чувствуешь себя вещью, абсолютно послушной.

— Вот видите! Можете уже подыскивать ему место в пансионате для престарелых! Но помните: никаких посещений до тех пор, пока я вам не скажу! Потому что я в духе сегуна изолирую, обволакиваю, удушаю. Вот так.

Она вытянула руки вперед и стала душить воображаемую жертву.

Больше двух недель у меня не было никаких вестей от деда. Всякий раз когда я звонил, к телефону подходила Ирен. Она выслушивала меня и говорила только:

— Я передам.

Ирен изолировала.

Ее ровный голос не выражал никаких чувств, никаких эмоций.

— А… Он хорошо себя чувствует?

— Мы вместе проходим путь.

— Путь?

— Путь к великому морю безмятежности, бесконечному океану мудрости. Пупок сегуна уже сверкнул над нами!

Я много раз проходил мимо его дома и за занавесками видел смутные очертания кресла, которое толкала Ирен. Я представлял себе, как они сидят за столом друг против друга, лицом к лицу.

Ирен обволакивала.

В положенный срок наступила зима. Пришлось перевести время на час назад, темнеть стало все раньше и раньше. Папа считал дни, отмечая их в календаре. Каждый прошедший день наполнял его надеждой, и на столе в гостиной становилось все больше рекламных проспектов из заведений для престарелых.