Не на Славку, которого считал «недоделанным», а на Сеню-коменданта. «Нарочно недоделанного подселил, — думал он, содрогаясь от гнева и обиды. — Никакой жизни не дает, гад помороженный!..»
* * *
И вот этот Сеня, вместо того чтобы встать в очередь, как это сделали все порядочные люди, или подождать день и получить деньги завтра, как это практиковалось путевыми мастерами и аристократией из конторы, — вместо всего этого Сеня полез к кассе без очереди, ругаясь в голос и распихивая безответную молодежь, которая его боялась.
— Нет, ты куда это? — спросил Митрофан Капитонович, закипая от воспоминаний о давних обидах.
Сеня не ответил, только не оборачиваясь досадливо дернул плечом.
— Не пойдешь, гад! — вскричал Митрофан Капитонович голосом, сиплым от мороза и возмущения.
— Мне акт подписать, — объяснил Сеня, обращаясь не к Митрофану Капитоновичу, а к очереди.
— Это какой такой еще акт? — пробиваясь вперед, взвизгнул Митрофан Капитонович.
Сеня-комендант показал очереди какую-то несолидную бумажку, зажатую в беспалой руке, и втиснулся в дверь конторы, придавив ею двух робких толстушек в завязанных под горлом треухах.
— Акт?! — взревел Митрофан Капитонович вернувшимся голосом. — Очередь соблюдай! — И кинулся за Сеней следом.
Очередь непонятно загудела. Кассир Петрусенко, заслышав шум, немедленно прекратил выдачу денег и захлопнул свою бойницу — он работал на Севере давно и видал виды. Очередь зашумела громче, недовольные начали браниться в голос.
В тепле и духоте конторы Митрофан Капитонович немедленно растерял весь пыл и уверенность в собственной правоте.
— Соблюдай… — тихо повторил он и притянул дверь поплотнее.
Сеня-комендант, нагло улыбаясь, остановился и почесал шелушащуюся щеку углом бумажки, той самой несолидной, которую показывал очереди. «Змей! — подумал Митрофан Капитонович, с ненавистью глядя на эту похожую на ободранный рыбий бок щеку. — Вот змей! Короста на нашу голову…»
Кассир Петрусенко приоткрыл дверь своего отсека, бронированного холодной сталью три, и предусмотрительно выставил вперед свою объемистую ногу в роскошной белой бурке, отделанной коричневой кожей. Он, многоопытный, быстро сообразил, в чем дело, и с веселой укоризной покачал головой.
— Что такое стряслось? Чем это вы, товарищ Кортунов, так возмущаетесь? — спросил он, улыбаясь и показывая влажные золотые коронки. — Я на вас, честно сказать, всегда удивляюсь: такой солидный человек, а мерзнете там с сопляками…
Митрофан Капитонович с великими трудами отодрал взгляд от ненавистного Сени.
— Я — как все, — сутулясь от смущения, ответил он.
— Как кто? — улыбнувшись еще лучезарнее, удивился толстый Петрусенко и кивнул в сторону двери, из-за которой доносился глухой ропот: — Там же сплошь пацанва, а вы наш заслуженный, наш уважаемый работник!
Лесть кассира заставила Митрофана Капитоновича окончательно смутиться. А Петрусенко, скрипнув бурками, развернулся в тесном своем отсеке, пошелестел бумагами и протянул Митрофану Капитоновичу платежную ведомость, заполненную, как дневник школьника, фиолетовыми чернилами.
— Распишитесь, дорогой товарищ Кортунов, — сказал он, отвинчивая колпачок авторучки. — Сейчас я выдам вам ваше заработанное…
Растерянный Митрофан Капитонович взял ведомость, косо приложил ее к шершавой стене и неуверенно, потому что не было возле его фамилии привычной красной птички, расписался. Все это он проделал медленно и молча, как во сне. Петрусенко же, пока Митрофан Капитонович выводил дрожащие буквы собственной подписи, подмигнул Сене-коменданту, и тот принял деловой, озабоченный вид, отошел к бухгалтерским столам и тронул висевшие на стене большие темные счеты.
— Посчитайте, дорогой Митрофан Константинович, — заботливо сказал Петрусенко, протягивая деньги. — Копеечка, она счет любит! Особенно трудовая. Да… — Он озабоченно поморщился. — Вам семнадцать копеечек причитается, а я вам двадцать дал. Совсем меди не стало, вся на провода идет. Электростанций понаделали, а нам с медью прямо беда!
— Я отдам, я обязательно отдам, — уверил его Митрофан Капитонович, пряча в карман непересчитанные деньги. — Сегодня к вечеру занесу или завтра с утра… как разменяю.
— Сочтемся, люди-то свои, — блеснул золотом зубов Петрусенко. — И прошу вас всегда без очереди, уважаемый Митрофан Константинович, дорогой наш товарищ Кортунов! Вам — первому, так и знайте!
Читать дальше