Последней школьной весной их отношения в чем-то неуловимо изменились, и Володя почувствовал это немедленно. Оля все чаще рассеянно улыбалась и отвечала невпопад, шла рядом и была где-то далеко. Володя порывался объясниться, но в решительный момент робел и откладывал объяснение. Последний срок был после экзаменов, и он настал, но Оля убежала выпрашивать у бабкиной квартирантки туфли, а Володя, ожидая ее, сидел в физическом кабинете и злился.
Он распахнул дверь, чтобы видеть длинный коридор и полутемный вход на лестницу. Много времени прошло, пока Оля наконец появилась.
Володю ужасно возмутило то, что двигалась Оля медленно, как по льду. Она все глядела вниз, на туфли, которые, казалось, даже светились в полумраке — до того они были белые. В руке Оля вращала что-то похожее на хлыстик.
— Там начальство прибыло какое-то, — сообщила она, прислонясь к двери физического кабинета. — Машина — голубая «Волга». Заглядение! Как, нравится? — притопнула она каблучком. — Еле выпросила! Таиска меня до самой школы проводила. Идет и шепчет: «Каблук гляди не сломай, каблук гляди не сломай…» Так уж ей туфель жалко!
— Поговорить надо, — хмурясь, сказал Володя.
Оля широко раскрыла глаза. Они у нее были зеленые, почти кошачьи, только зрачок круглый.
— О чем? — спросила она. — А-а… — протянула она, разом поскучнев. — Потом, Вовка, хорошо?
— Ладно, — глядя в пол, буркнул Володя.
— А я тебе галстук принесла, — оживилась Оля. — Папин. Он его даже по праздникам не надевает! — Оля тронула себя за горло и тихо засмеялась. — «Давит», — говорит. Ну-ка повернись! Хоть «молнию» прикроем. Рукав короткий — не беда…
Этот черный, с вечным узлом, галстук показался Володе ошейником, но снять его он не посмел, только покраснел угрюмо. Галстук качался на его шее, как маятник.
— И все-таки не то, — с досадой сказала Оля.
По лестнице, тяжело дыша, поднялась директриса.
— Это что еще за амуры? — произнесла она сквозь поджатые губы. — В зал, немедленно в зал!
Володя и Оля молча подчинились.
Начальство, прибывшее в голубой «Волге», куда-то торопилось, и церемонию решили свернуть. Аттестат вручили только Анюте — она окончила школу с золотой медалью; остальным объявили, что и аттестаты, и характеристики вручат потом, в любой день, в учительской.
Пока Анюта, багровая от смущения, переваливаясь, шла к столу, за которым сидело начальство, директриса и какая-то тетя из родительского комитета, оркестр Алика Окладникова несколько раз сыграл туш, а Володя успел подумать: «Молодец, Нюрочка! Конечно, все бы могли, почти все, а она сделала! И я бы мог…»
— Хоть здесь отличилась, — прошептала Оля.
Володя покосился на нее.
— Завидуешь? — спросил он.
Оля обиженно фыркнула и пересела вперед, на единственное свободное место. Володя усмехнулся и, путаясь в застежке, стащил с шеи галстук, сунул его в карман.
Начальство, директриса, а потом тетя из родительского комитета произнесли подходящие к случаю речи, и торжественная часть окончилась.
Директриса проводила начальство до голубой машины. Родительницы-активистки хлопотали над столами, расставляя между редкими бутылками кагора принесенную из дому посуду. Любопытные мальчишки, не допущенные в школу, прилипли к окнам снаружи. Алик Окладников подмигнул друзьям и сунул в рот трость кларнета. Грянула музыка, начались танцы.
Володя слонялся по безлюдному второму этажу и размышлял, засунув руки в карманы. Снизу неслись музыка и топот. «А что я ей скажу? — подумал Володя. — «Выходи за меня замуж»? Смешно ведь… Кто я такой? Восемнадцать лет, полком не командовал — не то сейчас время, да и все равно бы не сумел. Специальности нет. Какой я муж?.. В институт поступить? Опять-таки стаж нужен — два года. Учеником к отцу на завод? И в армию мне скоро. Три года все-таки, заскучает моя Оля…»
Ему вдруг страстно захотелось совершить что-то невероятное, чтобы все ходили, качая от удивления головами, и говорили друг другу: «Это же наш Володька, вот дает парень! А мы и не подозревали, что он такой. Мы думали, что обыкновенный…»
Что именно нужно совершить для этого: открыть новую планету, написать книгу, такую же, как «Война и мир» или «Тихий Дон», закрыть грудью амбразуру дота, совершить воздушный таран, изобрести что-то похожее на описанный Александром Беляевым «вечный хлеб», — Володя не знал. «Детские стишки «Кем быть?», — думал он, — а попробуй реши — кем. Задача! Анюта в науку двинет — настырная, Серега — в небо… А я? А Олька?..» Ничего еще не было ясно.
Читать дальше