— Свет, а Свет! — испугавшись одиночества, позвала Таня. — Не спи! Слышишь, Свет?
— Ну? Чего тебе? — Света недовольно оторвала всклокоченную голову от подушки.
Таня спросила:
— А если написать ему письмо? Вот взять и написать. Как Татьяна!
— М-м… — задумалась добрая и сонная Светка. — Письмо? Какое еще письмо?
— Письмо… ну, признаться… Я вас люблю — и все такое. Как Татьяна у Пушкина. А? — повторила Таня, упрямо, как за спасение, цепляясь за литературу. В совпадении имен ей виделось нечто непростое, какой-то намек, знак…
— Зачем? — вяло удивилась Света. — Спи лучше давай. Вот завтра увидишь его, все и скажи!
— Нет, так не годится…
— Да дадите вы спать, в конце-то концов?! — неожиданно и отнюдь не сонным голосом воскликнула Галя. — Ночь, а они шепчутся, шепчутся… Мухи!
Подруги притихли. Света скоро уснула, засопела тихонечко, а Таня долго лежала с открытыми глазами, уставив их в высокий потолок. Ни о чем особенно она не думала, ей просто не спалось. И было зябко. «Тоже мне одеяло, — ворчала она про себя, — ни капельки не греет!»
Потом в спальне внезапно вспыхнул свет. Он ослепил Таню, но, закрывая глаза, она успела заметить на пороге воспитательницу Людмилу Александровну без очков и директора детского дома, который вращал в руках мокрую кепку. С цветастого, обвисшего зонта Людмилы Александровны щедро капало на пол.
Лица вошедших ничего хорошего не предвещали, и Таня притворилась спящей. Потянулись бесконечные мгновения тягостной тишины. Свет назойливо пробивался сквозь сомкнутые веки, заскрипели чужие кровати, но Таня вдруг услышала — или ей показалось? — как за окном отрываются и падают редкие капли: к-кап! — молчание — к-кап! — и снова долгое молчание.
Утром Боженькин увидел Таню в коридоре. Мрачная, вчерашняя беглянка шла к директорскому кабинету. Она упорно глядела в пол и украдкой шмыгала покрасневшим носом. Вчерашняя сумасшедшая прогулка под дождем не осталась без последствий.
— Ну как, досталось тебе на орехи? — спросил, улыбаясь, Боженькин.
Таня искоса, с подозрением глянула на него.
— А вы откуда знаете?
— Здравствуйте, я ваша тетя, — ответил Боженькин, продолжая улыбаться. — Мы же тебя искать помогали. В село ходили, к участковому обращались. Вымокли вчера, как черти! Хорошо, наставница ваша утюга для нас не пожалела. Директор решил, что ты совсем сбежала. А вышло — ложная тревога! Да и куда у нас без документов-то бежать? Ты его не бойся, — доверительно зашептал он, — он рад без памяти, что ты цела и невредима. Ему же ужасы мерещились. Ну, вызовет он тебя для порядка на ковер, ну, пропесочит…
— На ковер? — удивилась Таня.
— Ага. Так говорится, — пояснил Боженькин. — Это значит — в кабинет, нотации читать!
— А у него там никакого ковра нету, — сказала, слабо улыбнувшись, Таня. — Вот дома, говорят, — да, еще с войны навез. А может, врут. Он туда никого не зовет, не приглашает. Даже воспитательниц. У него жена строгая чересчур!
Боженькин довольно потер ладони.
— А дождик вчера был хорош! Ох, скажу я тебе, и дождик! Потоп… А громыхало как!
Глядя на него, можно было подумать, что блистали изломанные молнии, гром гремел, а дождик лил вчера вечером под его непосредственным руководством или в крайнем случае по его просьбе. Приятно было сознавать себя причастным к таинственным делам небесной канцелярии.
Таня подумала немного, глянула на него исподлобья и сказала, краснея и запинаясь:
— Я вас хочу попросить… Только знаете что? Вы никому, ладно?
— Попробую, — пообещал Боженькин.
— Дайте мне адрес Саши вашего… скрипача!
Боженькин почесал в затылке.
— Да ведь я и не знаю его, адрес Сашкин, вот ведь какое дело-то получается, — сказал он и виновато развел руками. — Бывать бывал, а…
— Не знаете? — с недоверием переспросила Таня. — Да вы просто дать не хотите! Жалко вам!
Глаза ее сузились от гнева, и Боженькин сразу же заметил это.
— Ты погоди горячиться, — примирительно сказал он, — лучше меня послушай! Я ведь действительно не знаю. Но дело поправимое. Ты напиши ему прямо на училище: «Проспект Революции, двадцать пять, Стремоухову Александру». А он получит, не беспокойся. У нас все приезжие так делают, а чтоб письма пропадали, я такого пока еще не слыхал!
— Спасибо, — ответила Таня сухо.
Боженькин подошел к окну и посмотрел вниз, во двор. Там, посвистывая, бродил Герка Тетерин. Приложив ладонь козырьком ко лбу, он любовался делом рук своих — телевизионной антенной. И дело-то там было несложное: скрепить концы оборвавшегося под тяжестью таявшего снега коаксильного кабеля, отдельно — сердцевину, отдельно — оплетку, но Герка гордился им неимоверно.
Читать дальше