Николай Студеникин - Невеста скрипача

До спальни Таня прокралась без приключений. Она разделась, радуясь тому, что все сейчас спят и никто ее не видит, и залезла в холодную постель. Ее била крупная дрожь. Во рту то появлялся, то исчезал вкус редьки.

— И не стыдно? Людочка с ног сбилась, между прочим, — свистящим шепотом сообщила Света. Она, оказывается, не спала. — Они с директором и посейчас тебя ищут. В село пошли, к участковому. Боятся, не случилось ли с тобой что…

— А пусть, — беспечно отозвалась Таня, — пусть прогуляются! Скажи лучше: вы мороженое ели?

— Нет, — ответила Света. — Какое мороженое?

Это сообщение развеселило Таню. Это была весть пусть о маленькой, но победе. «Так я и знала, так и знала», — подумала она, торжествуя.

— А мы телевизор смотрели, — сказала Светка, переворачиваясь на живот. — Этот, который на черной дудочке играет, веселый, кларнетист, починил, да как ловко! И быстро у него все получилось, любо-дорого смотреть! Гимнасток наших показывали, очень интересно. А потом директор пришел и выключил, сколько ни просили. Он грозы испугался… — И Света тихонько засмеялась, будто в страхе перед грозой было что-то непозволительное, недостойное директорского звания.

«Гимнастки, — подумала Таня, кутаясь в свое легкое одеяло. — Они молоденькие ведь, такие же, как мы. Как я! Обыкновенные девчонки. Вот бы и мне с ними, а?» И сама усмехнулась — столь беспочвенны были эти ее мечты.

Она знала, что гимнастика требует долгих и упорных тренировок, — об этом столько писали в газетах. Ее же физкультурные навыки ограничивались бегом на месте, «мостиком», сделать который она без посторонней помощи не могла, и кувырком вперед, после которого нужно было долго подниматься на ноги.

Постоянного преподавателя физкультуры у них не было, и уроки по этому предмету вел обычно один из учителей-мужчин. Чаще всего это был их директор. Он снимал пиджак, надевал темные тренировочные штаны с широкими штрипками и, засучив рукава клетчатой рубахи, выходил в коридор.

Уроки проходили однообразно: мальчишки стояли в очереди к ржавой перекладине, на которой подтягивались по три раза, девчонки — к пыльному мату, на котором кувыркались или, когда не видел директор, валялись просто так. А директор, вспоминая, видимо, годы своей армейской службы, командовал зычно: «Подход, отход, фиксация!» — и украдкой поглядывал на часы.

С такой подготовкой мечтать о спортивных лаврах было нельзя, но Таня все-таки немного помечтала. «Вот тогда бы он за мной побегал, — думала она упоенно. — Тогда бы он мне проходу не давал! А я бы ему сказала: «Мне нужно на тренировку, а то тренер ругаться будет. Он у нас заслуженный и знаменитый. Вы идите себе заниматься на скрипке, пилите на ней себе хоть «Очи черные», хоть «Медленный вальс» французского композитора Дебюсси, а мы завтра утром улетаем на соревнования в… в… в… Ригу». А он бы тогда взял меня за руку…»

— Нас твой скрипач ирисками угощал, — сказала Света, поломав чужую мечту. — У него ба-альшой был кулек! «Золотой ключик», мягкие… Угощает, а сам смущается!

— У него квартира в городе, на пятом этаже, — сказала Таня. — Большая, а живет один! С балкона все как на ладони…

— А вчера у него дом вроде был, а? — язвительно напомнила Света. — Успел, переехал, да?

— Дом… В доме мать его живет, — быстро ответила Таня. — Он ведь тоже сирота, отца нет. Но у него совсем другое дело: у него отчим генерал!

Света вздохнула:

— Ни разу в жизни живого генерала не видала. Только в кино, а там артисты переодетые…

— А я увижу! Скоро… Вот паспорт получу и поеду. — Таня закинула руки за голову. — Он меня уже пригласил к себе, адрес дал. «Жду в любое, говорит, время».

И тут Света, обычно охотно прощавшая подруге ее слабость, не выдержала:

— Да кто ты ему? Нашему забору двоюродный плетень? «В любое время»!

— Я, что ли, кто? — высокомерно отозвалась Таня. — Невеста, вот кто! А еще я коней люблю.

Она вспомнила пьяненького одноглазого сторожа, духоту и сумрак его сторожки, «Родную речь», частый гребень, будто бы сделанный из хозяйственного мыла, и запах редьки. Он снова появился у нее во рту. И Таня таинственно улыбнулась в синем полумраке.

Снаружи по оконному стеклу беззвучно стучала какая-то черная петля. Таня долго и напряженно вглядывалась в нее, пока не догадалась, что это телевизионная антенна, которую починил сегодня веселый кларнетист. «С телевизором все же веселей станет», — со вздохом подумала она. Собственное не очень складное вранье перестало вдруг казаться ей правдой. Стало грустно и горько, а тут еще Светка, засыпая, начала шумно дышать, и от этого сделалось еще горше и грустней.