Елена Борода - Я тебя никогда не прощу

Я всё сделала так, как он сказал. Номер запомнила, бумажку порвала. Звонить тогда, слава Богу, не пришлось.

Почему я об этом вспомнила?

Потому что вчера слышала, как Фёдор говорил по телефону. Мне показалось, что он несколько раз произнёс имя Ани Ребровой. Я насторожилась.

Потом, уже перед сном, Федя скрылся в ванной, я добралась до его мобильника. Номер не был обозначен, просто цифры.

Я быстренько списала номер на первый попавшийся клочок бумаги, потому что свой собственный мобильник, как всегда, оставила в кармане сумки.

А сегодня листок куда-то пропал. Не понимаю, как я могла его потерять! Там ещё что-то было. Кажется, стихи.

Точно. Стихи моей талантливой ученицы Леси Сланцевой.

Тимофей

Наша мама уже год не живёт с нами. Ну, как не живёт? Она появляется, конечно. Спросить, как успехи у Нютки, обнять близнецов, поскандалить с папашей.

У неё другой мужчина. Мы с ним незнакомы. Но мама и не хочет нас знакомить, и её можно понять.

Всё можно понять. Она устала от бесконечных залётов папаши, от неустроенности этой вечной, от того, что приходится всё решать самой, а поддержать некому.

Теперь, видимо, есть кому.

Я помню, как всё начиналось. Первое время она просто подолгу задерживалась на работе, потом стала возвращаться за полночь.

Первый раз, когда мама не явилась ночевать, отец попытался устроить ей сцену. Что-то жалкое вышло, лучше бы не пытался. С тех пор мама приходит домой только когда захочет. Да и домом наше логово, наверное, уже не считает.

А когда у нас серьёзные проблемы, решать их по маминой просьбе приходит дядя Гена. Мамин брат.

Это ещё и при маме так сложилось. Папа, по её мнению, с нашим воспитанием не справляется, а для того, чтобы приструнить такую ораву, нужна крепкая мужская рука. Как у дяди Гены.

При воспоминании о его крепкой руке у меня похолодело в животе. Я остановился посреди улицы, потому что не мог заставить себя двигаться дальше. В голове засветилась мысль о побеге. Что если не возвращаться домой?

Но, постояв с минуту, я решил, что мысль неудачная. Подобный опыт у меня имелся. Вот так же вот сбежал из страха наказания и жил несколько дней в заброшенном корпусе старого лагеря. Дольше не получилось. Меня нашли, зацеловали, отмыли, накормили.

А потом всыпали так, что мама не горюй.

Дядю Гену даже Нютка остерегается. Он единственный человек, которому сестра не перечит. У него такие холодные глаза, что я иногда думаю, что он робот. Да. Мне легче представить, что он какой-нибудь усовершенствованный андроид. Человек не может быть таким безжалостным.

Может, папа меня защитит? Я ведь, в конце концов, его ребёнок!

Я усмехнулся. Убежать было реальнее, чем надеяться на это.

– От тебя одни проблемы! – зашипела Нютка вместо приветствия.

Я не удостоил сестру ответом. Нужно поберечь силы.

Зато отец кинулся мне навстречу с преувеличенной озабоченностью.

– Тим, что это? Зачем тебе чужая банковская карта? Почему ты не хочешь её вернуть? Сынок, так нельзя!

Он пытался заглянуть мне в глаза и боялся моего взгляда. Ему, конечно, хотелось выяснить, знаю я что-нибудь об этом его «пожертвовании» или нет. Я не стал ничего прояснять. Пусть мучается.

– Иди поешь, Тим, – сказал он.

– Не стоит.

Аппетита и правда не было. Зато страшно хотелось пить. Я залпом осушил один стакан воды, потом второй. Фильтрованная вода кончилась, я налил прямо из-под крана, выпил третий.

– Что у тебя с лицом? – спросила Нютка.

Заметила мою ободранную рожу.

– Неважно.

– Как это неважно? – встрял отец. – Кто тебя так разукрасил? Надо же обработать!

Я закатил глаза. Он что, думает, вот это и называется заботой?

И тут за окном зашуршали шины. Дядя Гена.

Все замолчали, будто по команде.

Он вошёл, сухо кивнул в ответ на приветствия, не сразу пожал протянутую отцом руку.

– Садись за стол, Геннадий. Обед готов.

Дядя Гена посмотрел на отца.

– Не стоит, – повторил он мои слова.

Однако на кухню прошёл, выдвинул стул и сел, широко расставив ноги.

– Ну что, ковбой, рассказывай, – произнёс дяяд Гена, обращаясь ко мне.

– Что рассказывать? Вы и так всё знаете.

Внутри у меня всё скручивалось, и разжималось, и опять скручивалось. Но я старался не выдавать своего страха. Наверное, от этого ответ мой прозвучал излишне резко.

Впрочем, это на ситуацию никак не влияло. Дядя Гена не из тех, кого можно задеть неудачно выбранной интонацией.

– Ну, раз не хочешь говорить, тогда слушай. Карту ты вернёшь. Это раз. Перед женщиной вашим завучем извинишься. Это два. Как только кончится учебный год, я забираю тебя к себе. На всё лето. Будешь на стройке вкалывать чернорабочим, чтобы понять, как деньги достаются. Понял?