Василий Голышкин - Большая починка

Вышли на Каланчевскую площадь, серую от пыли, мусорную от обрывков бумаги, которую ветер то сгонял в кучи, то снова расшвыривал, как строптивый мастер, недовольный своей работой.

Напротив — башенка на башенку, стрела на стрелу — громоздился Казанский вокзал, восточные ворота города.

На перроне не протиснуться было от мешочников. В стране было голодно, и мешочники гоняли во все концы за хлебом.

…Чекист Столяров тоже ехал за хлебом. Только не с мешком, а с вагоном. Вот он, его вагон — кирпичный квадратик на ножках-колесиках. Вагон-штаб и еще два десятка таких же вагончиков, прицепленных к штабу. Справа белым по красному на вагоне-штабе что-то написано.

— Со-рок чел… во-семь лош…

У Левши — глаза на лоб. Вот это фокус: в такой махонький вагончик запихнуть столько людей и лошадей!

Он тут же насел на Столярова: открой и покажи!

Дверь с визгом отъехала в сторону. Левша сунул голову в щель и опешил: ни людей, ни лошадей. Одни плуги, бороны, косы, топоры и человек при них — веселый, молодой, в такой же, как на Столярове, кожанке. Увидев Столярова, он высунулся из двери, помог ему и Левше взобраться в вагон и, усадив на поленцы, спросил:

— Ну, был?

Левша знал, о чем он спрашивает: был ли Столяров у Ленина?

…В Москву Леонида Столярова вызвал Дзержинский. Из Ярославля, где тот участвовал в подавлении эсеровского мятежа, в столицу его вез нешибкий паровичок, и Столяров успел остыть после боя.

Дзержинский — строгий, усталый, шинель внакидку — сидел за столом и, пощипывая бородку, читал. В сердце у Столярова шевельнулась жалость: худющий, чем жив только? Дзержинский вскинул голову, улыбнулся, и первое впечатление пропало. Перед Столяровым сидел живой, энергичный человек. «Глаза, — догадался он, — вся жизнь в глазах…»

— Не ранены? — ощупывая Столярова взглядом, спросил Дзержинский.

Столяров похолодел: откуда про рану знает? Он про нее никому не рассказывал. Сам, тайком, перебинтовал. Да и какая там рана… Царапина. Обожгло шею осколком. Скрыть? Солгать? Нет, не Дзержинскому.

Сознался и спросил, откуда про рану знает?

— Вы к нам, сюда, прямо из боя? — усмехнулся Дзержинский.

— Да, — насторожился Столяров, — оттуда.

— Ну, вот, — сказал Дзержинский, — а в бою, как нам известно, свежих подворотничков не пришивают.

Столяров покраснел: выдал проклятый бинт!

— Недели на поправку достаточно? — спросил Дзержинский.

— Что вы, Феликс Эдмундович, давно уже зажило, как на…

Дзержинский строго посмотрел на говорившего. Столяров осекся, вспомнив чекистскую быль о том, как Дзержинский пробрал одного сотрудника за утрату чувства… человеческого достоинства. Слова «на собаке» застряли у него в горле.

— Через неделю получите назначение, — сказал Дзержинский.

У Столярова кровь застучала в висках. О простом назначении, конечно, и речи быть не могло, только о специальном, секретном, очень важном. Иначе зачем бы его стал вызывать сам Дзержинский? В тыл к белым, а может, и за границу — проведать, как там с мировой революцией?..

Дзержинский встал, подошел, сел напротив и сказал, загибая узкие, как папиросы, пальцы.

— Три фронта держим, а четвертый по швам трещит.

Столяров насторожился: это какой же четвертый? В газетах только о трех писали. Значит, новый. Кто же на них полки ведет?

— Генерал голод, — сказал Дзержинский.

Вот оно что! Серьезный генерал. Но при чем тут он, чекист Столяров? С голодом, насколько он понимает, не с винтовкой, а с плугом бороться надо. Винтовкой хлеба не добудешь.

Но Дзержинский, как оказалось, был на этот счет другого мнения.

— Хлеб у крестьян есть, — сказал он. — Только крестьянин разный. Бедняк — свой брат. Уговоришь — последним поделится. Кулак — враг. К нему с уговорами не суйся. К нему — с винтовкой… — Дзержинский пытливо, в упор посмотрел на чекиста. — Короче, с винтовкой за хлебом, товарищ Столяров. Партия велит, Ленин… Кстати, Владимир Ильич вами интересовался…

Столяров встал и вытянулся. Губы у него дрогнули.

— Мной? — спросил он.

— Вами, — улыбнулся Дзержинский, тоже вставая.

И вот он у Ленина. Смотрит на него, как на чудо, не понимая, как это неприятно Ленину. И лишь, когда тот, нахмурясь, принимается нетерпеливо барабанить по столу пальцами, догадывается отвести взгляд. Боковым зрением видит: Ленин облегченно вздыхает. Потом Ленин спрашивает, а он отвечает: о службе, о доме, о друзьях-товарищах, о боях-сражениях… Ленин впитывает его ответы и наводящими вопросами подводит к главному: как победить голод?