Яков Ершов - Подростки

Этой шуткой и закончился наш первый колхозный день.

А с утра начались новые хлопоты. Федор Лукич поднял нас с первыми лучами солнца. Сказал:

— Будем сразу же привыкать к ритму колхозного дня.

Сережа принес из водопроводной колонки ведро студеной воды. Едва я вышла на крыльцо, он — ко мне:

— Будешь умываться? Давай полью.

Не отказалась. Он с удивлением посмотрел на меня. Дескать, что это с Нинкой случилось. А я, едва плеснула в лицо водой, сразу почувствовала, как по всему телу разлилась приятная бодрость. Зашла к ребятам в дом. Хозяйка поставила на стол крынку парного молока. Федор Лукич разлил его по стаканам, пригласил:

— А ну, работнички, к столу. Да не зевайте. Такого молочка вы в городе не найдете.

Боря взял стакан, поднес к губам и остановился. Я поняла: он боялся выпить, боялся нарушить, спугнуть тот несравненный запах, который исходил от еще теплого молока. Наконец он отхлебнул глоточек, прошептал: «Шедевр!» Ребята потянулись за своими стаканами.

Мы пили свежее, парное молоко, тоже со свежим, мягким хлебом, и казалось, что лучше этой еды и этого струившегося в открытое окно, напоенного запахами весны воздуха нет ничего на свете.

Хозяйка посмотрела на наши восхищенные лица, заглянула в сияющие глаза и, выйдя в сени, принесла и поставила на стол еще крынку свежего молока.

— Кушайте на здоровье. У нас свое, не привозное.

Хлопнув дверью, забежала Света. И с порога:

— Ой, ребята, какое здесь молоко! Ты что же, Нинка, удрала? Я сейчас попробовала… — глянула на полные стаканы в наших руках и замолкла: — У вас тоже…

Федор Лукич пригласил ее к столу:

— За компанию, Света.

— Нет, что вы! — замахала она руками. — Я такую крынку почти всю одна… Не отдышусь никак.

Света присела на скамейку у окна и не удержалась, затараторила:

— Боялась, что просплю сегодня. А меня чуть свет скворец разбудил. Вот, скажу я вам, птаха занятная. Я раньше все удивлялась, как это люди часами птиц слушают. У Тургенева, у Аксакова читала. А тут сама, как выскочила в одной рубашке, так, не шелохнувшись, и простояла на крыльце, пока хозяйка не хватилась: думала, пропала девчонка. А я спугнуть песню боялась. Продрогла вся, а стою, слушаю. Как на концерте в Зале Чайковского.

— А я и не понял, что это скворец, — прихлебывая из стакана молоко, вставил Оськин. — Слышу: посвистывает кто-то. Думал, мальчишки деревенские балуются. Натянул на голову одеяло и опять уснул. Федор Лукич уже за ногу стащил, когда все поднялись.

— Эх ты! — упрекнула Света. — Такую красотищу проспал!

— Успею еще, наслушаюсь, — усмехнулся Оськин.

Позавтракав, разошлись по своим местам. Света вместе с хозяйкой ушла в телятник. Сережа с Олегом Оськиным решили выбрать участок для будущей теплицы и крольчатника. А я вместе с Федором Лукичом и Борей теперь уже на законных основаниях направилась в механические мастерские.

Першин встретил нас у входа в цех с распростертыми объятиями.

— Милости просим, дорогие гости. Хотя, — спохватился он, — какие же вы теперь гости. Свои, свои вы для нас, всегда желанные. Выручил вчера парнишка ваш меня, словно из петли вынул. И девчонка молодец. Уже я сообщил и председателю и в район: ремонт теперь скоро заканчиваем, и всю технику — в поле.

— Ну, ремонта у вас на все лето хватит, — охладил его пыл Федор Лукич. — Сезонная работа.

— Конечно, конечно, — согласился Першин. — Комбайны пойдут, картофелеуборочные машины. Без дела мы не стоим. И зимой на полную мощь работаем.

— Одну машину мы берем на себя, — предупредил Федор Лукич. — Как договорились.

— Это бросовую-то? — переспросил Першин. — Пожалуйста. Со всеми потрохами. Только, чур, условие, — предупредил он. — Ни одного из наших слесарей я вам не дам. Обходитесь своими силами. Как у нас говорят, ремонт хозяйственным способом.

— У нас тоже так говорят, — согласился Лукич. — Будем обходиться своими силами.

— Тогда желаю вам успеха, — раскланялся Першин. — Дерзайте.

Он исчез. Федор Лукич, как и намечал с утра, пошел к слесарям. Они дорожили каждой парой рабочих рук.

Боря заглянул в конторку. Я слышала, как он спрашивал у мастера, что бы почитать о комбайнах.

Мастер, выслушав его, сказал без обиняков:

— Иди-ка ты, парень, к Афанасьеву. Наш почетный механизатор. Работать он уже не может, все-таки немалый десяток старику пошел. А голову имеет светлую. Он все тебе честь по чести расскажет. Да и то пойми: здесь ты каждому, к кому ни обратишься, помехой будешь. Спешат люди, не до экспериментов им. А Петру Григорьевичу лестно, что молодежь за советом к нему идет. Так что шагай. Как пройдешь школу, четвертый дом направо.