Филип Рот - Урок анатомии - роман; Пражская оргия - новелла

Вторая половина дня. Ольгина мансарда в палаццо Кленека. Через витражное окно смутно виднеется шпиль Пражского Града. На постели — Ольга в халате. Расхристанная, мучнисто-белая, даже без макияжа. Вхожу я, с пальто в руках, размышляя, а стоят ли эти рассказы того, чтобы за ними охотиться. Зачем я упорствую? Что мною движет? Страстное желание спасти замечательные рассказы, или меня вновь потянуло к самопародии и хочется еще разок помахать кулаками? Неужели я так и не изжил в себе сына, ребенка, алкающего отцовской любви и одобрения? (Даже если отец не мой, а Сысовского?) Предположим, эти рассказы даже не такие уж замечательные, что я выдаю желаемое за действительное — что это всего лишь моя touha. Почему же я твержу: «Не дай себя остановить»? Почему чем сильнее препятствия, тем дальше я готов зайти? Написать книгу — это нормально, отчего бы не написать, но не окажется ли слишком сложно убедить себя, что я глупейшим образом наделяю эти рассказы значимостью, которой у них отродясь не было? И впрямь ли они ценные? Будь они способны потрясти нас своей гениальностью, они давно бы уже всплыли. Автор не стремился быть прочитанным, он писал для себя самого, иначе не мог. Может, пусть будет все как он хотел, а не так, как хотим мы с Сысовским? Подумай обо всем, от чего эти рассказы будут избавлены, если сейчас, вместо того чтобы выцарапывать эту прозу из забвения, просто развернешься и уйдешь… И все же я остаюсь.

В старинных притчах о духовной жажде герой пребывает в поисках святости или священного предмета, желает постигнуть непостижимое, подковывается в магии, стремится стать существом более высокого порядка, получает помощь от волхвов и провидцев, меняет личины, — ну а то, что происходит сейчас — пародия на ту притчу, та притча идеализирует этот фарс. Душа жаждет спасения, а погрязает в нелепостях. Входи, Цукерман, серьезный человек.

О.: Боишься жениться на алкоголичке? Из любви к тебе я бы бросила пить.

Ц.: А в качестве приданого ты отдашь мне рассказы.

О.: Посмотрим.

Ц.: Где эти рассказы?

О.: Понятия не имею.

Ц.: Он оставил их у тебя — ты должна знать. Его мать приходила и просила их, а ты тыкала ей в лицо фотографиями его любовниц. Так он мне сказал.

О.: К чему эти сантименты? Не любовниц фотографии я показывала, а их дырок. Думаешь, они сильно отличались от моей? Думаешь, были красивее? Вот. (Распахивает халат.) Смотри. Абсолютно такие же.

Ц.: Здесь все твои пожитки?

О.: У меня нет пожитков. В том смысле, какой подразумеваете под этим словом вы, американцы, у меня нет ничего.

Ц.: Рассказы тоже здесь?

О.: Давай сходим в американское посольство и поженимся.

Ц.: И тогда ты отдашь мне рассказы.

О.: Вполне вероятно. Скажи мне, а тебе какая с того выгода?

Ц.: Головная боль. Жуткая головная боль и возможность созерцать твою дырку. Ничего больше.

О.: А, так ты поступаешь так из прекраснодушия. Во имя литературы. Во имя альтруизма. Великий американец, великий гуманист, великий, еврей.

Ц.: Я дам тебе десять тысяч долларов.

О.: Десять тысяч долларов? Десять тысяч долларов мне бы не помешали. Но нет таких денег, чтобы меня купить. Я не продаюсь.

Ц.: И на литературу тебе плевать.

О.: Не плевать. Я люблю литературу. Но куда сильнее моей любви к литературе желание не дать ему добраться до этих рассказов, и ей тоже. Ты правда думаешь, что я отдам рассказы тебе, чтобы он потом осыпал ее бриллиантами? Ты правда думаешь, что он в Нью-Йорке собирается опубликовать их под отцовским именем?

Ц.: Почему нет?

О.: Почему да — а что тогда перепадет ему? Он напечатает их под своим именем. Его возлюбленный папаша уже десять раз как умер. Он опубликует рассказы под своим именем и прославится, как все вы, евреи, в Америке.

Ц.: Не знал, что ты антисемитка.

О.: Исключительно из-за Сысовского. Если бы ты на мне женился, я бы стала другой. Неужели я настолько тебе не нравлюсь, что ты не хочешь на мне жениться? Его престарелая инженю нравится тебе больше, чем я?

Ц.: Ну ты ведь это не серьезно, да? Ольга, ты весьма впечатляющая личность. И борешься за жизнь на свой лад.

О.: Тогда женись на мне, раз уж моя воля к жизни так тебя впечатляет. Ты ведь не женат. Чего ты боишься — что я похищу твои миллионы?

Ц.: Послушай, ты хочешь выбраться из Чехословакии?

О.: А может, я хочу тебя.

Ц.: А давай я найду кого-нибудь, кто на тебе женится? Он приедет сюда, заберет тебя в Америку, а когда ты с ним разведешься, я дам тебе десять тысяч долларов.