Олдос Хаксли - Монашка к завтраку [сборник]

– Каково ваше вероисповедание, мистер Гринау? – осведомился военный представитель.

Дик, словно под гипнозом, стал всматриваться, нет ли у представителя шишек на шее. Лейтенанту пришлось повторить вопрос более резким тоном. Раздражение вернуло его голосу более естественное чуть носовое звучание. Наваждение пропало, и Дик пришел в себя.

– У меня нет вероисповедания, – проговорил он.

– Но, сэр, должны же вы исповедовать хоть какую-то религию.

– Если я непременно должен , если таково требование армейского устава, запишите, пожалуйста, что я альбигоец [67] Альбигойцы – еретическая секта XII в. на юге Франции, не признававшая власти папы, отвергавшая воскресение мертвых, рай и ад. , или богомил [68] Богомилы – возникшее на Балканах еретическое движение в христианстве X–XV веков. , или нет, лучше манихей [69] Манихеи – еретическое религиозно-философское течение, возникшее в III в. на Ближнем Востоке и распространившееся в III–XI веках от Северной Африки до Китая. В отличие от христианства манихейство учит, что зло – начало столь же самостоятельное и исконное, как и добро. . В суде связь с реальностью ощущается особенно остро и приходит четкое осознание, что зло очень сильно и зачастую гораздо сильнее добра.

– Это к делу не относится, мистер Гринау, – вмешался председатель.

– Прошу прощения, – произнес Дик.

– В таком случае, если ваш отказ от несения службы продиктован не религиозными соображениями, то чем же?

– Мой отказ основывается на убеждении, что война – абсолютное зло. Солидарность человечества может быть достигнута единственно объединением усилий против военных действий, где бы и как они ни проявлялись.

– Вы не верите в силу, мистер Гринау?

– С тем же успехом вы могли бы спросить, подвергаю ли я сомнению силу гравитации. Безусловно, я верю в силу: это неоспоримый факт.

– Что бы вы предприняли, увидев, как немецкий солдат пытается осквернить честь вашей сестры? – раздался убийственный вопрос лейтенанта.

– Думаю, стоит поинтересоваться у нее самой, – предложил Дик. – В данный момент моя сестра сидит позади вас.

Военный представитель смутился. Он откашлялся и прочистил нос. Слушание продолжилось. Дик произнес речь, военный представитель произнес речь, председатель произнес речь. Атмосфера в зале суда сгущалась. Дик задыхался в спертом воздухе, к горлу беспрестанно подступала тошнота. И вдруг навалилось странное оцепенение, Дика уже ничто не волновало – ни слушание дела, ни он сам, ни Хайман, ни Миллисента, ни даже Перл Беллер. Он ощущал только страшную усталость. В ушах жужжали голоса – то чужие, то его собственный. Дик не слушал, он ужасно устал от этой глупой болтовни, устал от духоты и жары…

Устал таскать снопы пшеницы, все в колючках чертополоха, и складывать в копны на желтой стерне. Именно во время этого занятия Дик неожиданно пришел в себя. Над головой простиралось бескрайнее кобальтово-синее небо. Сухие колкие травинки щекотали нос, и Дик немедленно начинал чихать, а глаза чесались и слезились. Вдалеке тарахтела жатвенная машина. Дик огляделся: он не имел ни малейшего понятия, где находится. Но даже это было лучше, чем снова оказаться в душной комнате на заседании трибунала. И главное – больше не звучали отвратительные аристократические интонации военного представителя. В конце концов, уборка урожая – не самая плохая работа.

Медленно, шаг за шагом, Дик восстановил в памяти прошедшие события. Судя по всему, он совершил трусливый и гнусный поступок: дезертировал из-за неприятеля, предал свои принципы. От Хаймана пришло полное горького разочарования письмо: « Почему ты не выстоял до конца? Как ты мог так поступить? Призывал других отстаивать свои убеждения даже ценой свободы, а сам ловко ускользнул на необременительную альтернативную службу в поместье у друга! Ты покрыл позором все наше движение! » Дик почувствовал угрызения совести, но что он мог ответить? Правда казалась настолько нелепой, что в нее все равно никто бы не поверил. Самое смешное, что Дик и сам не знал, как очутился в поместье у Крома. Это все проделки Перл!

В своей комнате он обнаружил лист бумаги, исписанный крупным витиеватым женским почерком, в котором безошибочно угадывалась рука Перл. Это был набросок статьи о том, как прекрасна жизнь работниц Женской земледельческой армии: искрящиеся от росы рассветы, румяные детские лица, старомодные домики с соломенными крышами, колоритные доярки и полезная физическая нагрузка. Перл Беллер стала работницей Женской земледельческой армии – но как объяснить это Хайману?! Дик счел за лучшее вообще не отвечать на письмо.