Эйстейн Лённ - Обязательные ритуалы Марен Грипе

За ночь капитан переместил груз к левому борту так, что судно к утру набрало всего лишь тонны две морской воды. Учиненный разгром был пустяковым, выполненным непрофессионально, корабельный плотник и юнга за день сумели устранить повреждение. Все материалы, включая гвозди, были взяты со склада на острове, и капитан записал расходы в бухгалтерскую книгу, впрочем, не уточнив для каких целей. Но об этом говорилось в донесении.

Главный груз находился на корме с водонепроницаемой переборкой в средней части корпуса. Две огромные упаковки с голландской пенькой слегка подмочило, но их выгрузили сушиться на скалах и позже использовали в качестве привального бруса. Полицейский писал донесение узловатыми буквами с наклоном и проиллюстрировал его рисунком, тоже сделанным чернилами. Ход событий, о котором он едва ли имел понятие, был изложен как бы между прочим. Желтый свет лампы на письменном столе позволял разглядеть на бумаге с донесением три чернильных пятна, которые полицейский не заметил либо от страшной усталости, либо по причине плохого зрения. Он был очень обязательным человеком, почти педантом, но насчет ударов топором он не сделал необходимых заключений.

Происшедший случай вначале назвали актом вандализма, а позже — мелким воровством. Груз — тюки с пенькой и сахарный песок в холщевых мешках — не был застрахован или страховка была плохо оформлена, и капитан, глуховатый на одно ухо и говоривший на шведском с щедрой примесью голландских слов, ничего не понимал или не хотел понимать. Он погрузил в Амстердаме пятьдесят тюков конопли и в Гулле — сахарный песок. Судно было почти новое, год назад сошло с верфи, без единого изъяна, и это был его первый рейс на остров.

Два грузчика, оба трезвенники, проспали и пришли на пристань, когда судно уже дало крен. В примечаниях к донесению относительно того, что они (предположительно) могли видеть или слышать, было записано, что грузчики молчали, переглядывались, набивали табаком трубки, зажигали их и курили вместо того, чтобы отвечать на вопросы.

Полицейский учинил короткий допрос под навесом у засолочных цехов, по всей форме и согласно закону. Никто, собственно, не надеялся, что они разговорятся, даже если что-то знали.

Так и вышло.

Чтобы смягчить ситуацию, пояснил голландский капитан, он заплатил грузчикам за то, что они все же пришли; заплатил хорошо, а когда грузчики покинули судно, велел поднять трап и пошел в свою каюту. Он чувствовал себя усталым, возбужденным и голодным, но прежде, чем заснуть, выставил двух вахтенных на носу и на корме. Педант-полицейский в городе обратил внимание на то, что даты не соответствовали действительности. Он сделал приписку, что события не могли состояться в указанный в донесении срок, подчеркнул ее двумя чертами и предал дело забвению.

Но на острове все было почти как прежде. Полный штиль в проливе, ясный день, и капитан мирно спал до десяти часов. Ленсман стоял тут же на пристани с блокнотом и ручкой, и капитан, который никогда не спал более пяти часов в сутки, заметил, что ленсман терпеливо ждет, когда он проснется. Человек этот вызывал у капитана доверие, хотя и показался ему несколько суховатым и нерасторопным, но об этом он помалкивал.

В донесении об этом также не упоминалось.

Грузчики, братья Торпен, настоящие старожилы острова, улыбались, потому что им хорошо заплатили за работу, которую они не делали. Они спрятали деньги в карманы и покинули пристань в восемь часов утра, а поскольку у них завелись монеты, они пошли не домой, а завернули к тетушке Альфхилд. Они стучали в запертую дверь до тех пор, пока не открылось окно на кухне.

— Чего надо?

— А как ты думаешь?

— Деньги есть?

Один из братьев протянул руку, и Альфхилд недоверчиво посмотрела на монеты.

— С чего это вдруг ты решил платить гульденами? — спросила она и прикрыла накидкой грудь. Она только что встала с постели.

— Что, гульдены не деньги? — спросил старший из братьев.

— Случилось что?

— Ты на что намекаешь?

Он посмотрел на деньги, которые держал в руке, улыбнулся, а потом улыбнулся тетушке Альфхилд, выглядывавшей из кухонного окошка. Она была толстая, но все еще расторопная, и все знали, что в шкафу у нее хранится «медицина» из Англии. Она получала ее в Гулле в качестве вознаграждения за некоторые услуги, выполненные на втором этаже.

— Да просто кое-что случилось, — сказала тетушка.

Старший Торпен не спускал глаз с брата. Младший Торпен уже поднес руку ко рту, чтобы зевнуть. Он всегда зевал, когда приходил к Альфхилд, но никогда не засыпал, последним поднимался наверх и последним покидал дом. «Не давай ей все деньги. Хватит половину. И не зевай. Мне надоело твое зеванье. Предупреждаю в последний раз. Спокойно сиди и жди, пока она не сварит свой кофе».