Филип Рот - Цукерман освобожденный

Ты что-нибудь придумаешь, сказал Андре. И вот оно: косой свет и моя операция.

Он спросил, названа ли она в честь кого-то? Была ли Сезара Первая?

Нежнейшим из возможных голосов она ответила:

— …в честь еврейской женщины, племянницы Ноя. Она спасалась от всемирного потопа в Ирландии. Мой народ, — сказала она и поднесла белую руку к белой шее, — был первым, кто там поселился. Первым из призраков Ирландии.

— Вы верите в призраков?

А почему бы и нет? Есть ли вопрос лучше? Как Движение будет реагировать, если Никсон заминирует Хайфонскую гавань? Тебе что, не надоели подобные беседы с Лорой? Ты только взгляни на нее.

— Скажем так: призраки верят в меня, — ответила она.

— И я их понимаю, — сказал Цукерман.

А почему бы и нет? Веселиться так веселиться. Жизнь настоящего мужчины.

Он все еще не делал попыток приобнять ее, ни пока она по-девчоночьи сидела, по-девчоночьи прильнув к нему на заднем сиденье, неся милую, безобидную, гипнотическую чепуху, ни когда величественно стояла перед ним у входа в отель «Пьерр» — женщина почти с него ростом, с черной косой и в тяжелых золотых серьгах, в платье из вуалей, с бусами и перьями, похожая во всем этом на языческую богиню, которой приносили жертвы в том ее фильме, что он видел еще студентом. Возможно, он и притянул бы ее к себе, не заметь он, садясь в машину, что на сиденье рядом с водителем лежит книжка — «Карновский». Усатый молодой человек, должно быть, читал ее, коротая время, пока мисс О’Ши была на ужине. Пижонистый Весельчак Джек [11] Весельчак Джек — летчик, главный герой комиксов «Приключения Весельчака Джека», выходивших с 1933 по 1973 г. в темных очках и в полной форме, уткнулся носом в книгу Цукермана. Нет, он не собирался для вящего удовольствия поклонников перевоплощаться в своего ненасытного героя.

В освещенном портике отеля, с Весельчаком Джеком, косящимся из машины, он решил остановиться на рукопожатии. Пусть шофер не сомневается в роли воображения в литературе. Важно, чтобы это отпечаталось четко — для будущих семинаров в гараже.

Цукерман чувствовал себя именно тем высоколобым болваном, за которого его держала Мэри Шевиц.

— После того, через что вы прошли, — услышал он свой голос, — вы, должно быть, относитесь к мужчинам не без подозрения.

Свободной рукой она подтянула шелковую шаль к горлу.

— Напротив, — заверила она его, — я восхищаюсь мужчинами. Мне хотелось бы быть мужчиной.

— Не верится, что вы такое можете желать.

— Будь я мужчиной, я бы могла защитить свою мать. Я бы не позволила отцу ее обижать. Он пил виски и избивал ее.

На это Цукерман придумал только один ответ:

— Спокойной ночи, Сезара.

Он легонько поцеловал ее. Чуть отклонившись, чтобы видеть, как это лицо приближается к нему. Это было все равно что целовать рекламный щит.

Он смотрел, как она исчезает в недрах отеля. Был бы он Карновским. Ну а он пойдет домой и все это запишет. И не Сезару будет иметь, а свои записи.

— Послушайте… — крикнул он, кинувшись за ней в вестибюль.

Она обернулась и улыбнулась:

— Я думала, вы торопитесь на встречу с профессором Эллманом.

— У меня предложение. Давайте перестанем болтать о ерунде — насколько получится — и выпьем.

— И то и то прекрасно.

— И где мы этим займемся?

— Может, там, куда ходят все писатели?

— В Нью-Йоркской публичной библиотеке? В такой час?

Она была теперь совсем рядом, под руку с ним, шла назад к дверям, за которыми все еще ждала машина. Шофер больше, чем сам Цукерман, знал о Цукермане. Или о притягательности мисс О’Ши.

— Нет, в то место на Второй авеню, которое они все обожают.

— В «Элейн?» Ох, я, наверное, не самый подходящий человек, чтобы показывать вам «Элейн». Когда я был там с женой, — однажды они с Лорой ходили туда поужинать, посмотреть, каково оно там, — мы сидели максимально близко к туалету, так, что бумажные полотенца могли достать, не вставая с места. Вы лучше с Сэлинджером сходите, когда он будет в городе.

— Сэлинджер, Натан, не появляется нигде, кроме «Эль-Морокко».

Пары теснились в дверях, ожидая, когда можно будет попасть внутрь, посетители в четыре слоя облепили бар, ожидая столик, но на этот раз Цукермана со спутницей посадили по энергичному взмаху руки метрдотеля, и так далеко от туалета, что, приспичь ему, он оказался бы в весьма невыгодном положении.

— Ваша звезда взошла, — шепнула Сезара.

Все смотрели на нее, а она делала вид, будто они так и разговаривают наедине в машине.