Бурхан Сёнмез - Стамбул Стамбул

Мы пошли – они впереди, я следом – и, прошагав по узким улицам, выбрались на широкий проспект. По очереди поймали такси и доехали до проспекта Бахарийе. Сначала съели по сэндвичу, а потом пошли смотреть фильм (на афишу я даже не взглянул). Они сели поближе к экрану, а я – в последнем ряду, у самого выхода. Попытался вспомнить, когда мы с Махизер в последний раз ходили в кино. Во время сеанса я смотрел одновременно и на нее с Кыванч, и на экран. Они были увлечены фильмом, а я погрузился в воспоминания о своем былом счастье. Когда мы вышли из кинотеатра, оказалось, что на улице сильно похолодало. Осенний ветер сделался почти по-зимнему морозным. Мы пошли многолюдным проспектом. Ели жареные каштаны, купленные с лотка, разглядывали витрины. Потом снова по очереди поймали такси и вернулись на прежнюю улицу. Они вышли у многоэтажки с зеленой дверью, я – на ближайшем перекрестке. Притаившись в тени у стены, я стал ждать, когда покажется человек в сером плаще, который уже несколько часов следил за Махизер.

С тех самых пор, как Махизер встретилась с Кыванч, этот невысокий человек следовал за ними. Поднятый воротник плаща делал его похожим на шпиона из заграничного фильма. Он тоже ловил такси, сидел в кинотеатре, смотрел на витрины. То и дело закуривая новую сигарету, бросал быстрые взгляды по сторонам, но так и не заметил, что я за ним слежу. Вот и сейчас, выйдя из такси, он закурил. Подошел к зеленой двери, открыл ее, заглянул в подъезд. Достал из кармана бумажку, что-то на ней написал, потом снова поднял воротник и перешел на другую сторону улицы, туда, где за невысокой оградой темнел погруженный во мрак пустырь. Я двинулся следом и увидел, что он стоит у дерева посредине пустыря. Я подошел и попросил закурить. Он достал из кармана зажигалку, несколько раз щелкнул ей, наконец зажег – и, едва огонь осветил мое лицо, его свободная рука дернулась к поясу. Но я оказался проворнее: выхватил нож, приставил к горлу мерзавца, потом ударил его по коленям и повалил на землю. Забрал у него пистолет.

– Кто ты такой? – спросил я. – За кем ты следишь? Чьей жене ловушку готовишь?

Он уже опомнился от первого потрясения.

– Я – представитель власти, – изрек он уверенным тоном. – Отпусти меня, не то пожалеешь.

Я врезал ему по лицу и повалил на спину. Придавил коленом его грудь.

– Ах ты, шайтаново отродье! Ублюдок ты, а не представитель власти!

Не сдержав ярости, ударил его еще раз. Он прохрипел что-то неразборчивое, не то ругательство, не то мольбу, и пару раз дернулся. Я нажал коленом сильнее, он попытался освободиться. Хрустнули ребра, и он застонал от боли. Я ощутил на лице его смрадное дыхание.

– Знаешь, кто ты такой? – спросил я. – Попробую объяснить, только вряд ли ты поймешь. Моя жена Махизер – реальность, ты – тень, что стремится ее уничтожить. Тень реальности ничего не стоит, она ничтожна. Чтобы спасти реальность от ничтожества, создать ее снова, нужны прекрасные стихи. Я ищу их. А ты? Ты враг реальности, враг истины!

После той ночи мой стальной нож чаще стал петь свою песню. За одну неделю я спас свою жену от трех теней. До чего же наивна была Махизер! Думала, что знает мир и сможет его изменить, а сама даже не замечала, что я – здесь, совсем рядом. Ходила по стамбульским улицам, не имея понятия, что происходит у нее за спиной. Металась с одного берега Босфора на другой, словно челнок. Стояла на автобусных остановках, сидела в кафе, бродила вокруг библиотек. Когда человек, с которым у нее была назначена встреча, не приходил, в тревоге спешила покинуть условное место. Ночевала в Ускюдаре, Лалели, Хисарустю в кварталах с замшелыми крышами, в холодных, сырых квартирах. Поздно ложилась, рано вставала. Поливала цветы и занималась с детьми в тех домах, где останавливалась. Когда однажды вечером она снова пришла на ту улицу в Чинили, где находится детская библиотека, и обняла Кыванч, я обрадовался не меньше, чем эти двое.

Ту ночь Махизер провела в доме Кыванч, наутро из дома не вышла. В последнее время она выглядела усталой и больной, черты лица заострились. Ей нужно было заняться своим здоровьем, отдохнуть. «Хорошо, что она хотя бы на день останется в этом доме, – подумал я. – Пока она здесь отдыхает, пойду в библиотеку, почитаю стихи». Я купил в бакалейной лавке шоколадку и медленно двинулся по улице, с которой успел сродниться. Дойдя до библиотеки, решил подождать Кыванч в саду. Вскоре калитка открылась, и она вошла в сад с широкой улыбкой на лице. Усевшись рядом со мной, спросила: