Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

Они влезли по веревочной лестнице на дорожный мост, потом по такой же лестнице еще выше на крановый. Потом опустились в провал между бычками и там надели маски, водолазные костюмы, включили кислородные приборы и вползли, чуть не обдирая бока о многометровую бетонную толщу плотины, в потерну.

Они долго шныряли под водой, заполнившей тоннель, плыли скачками и вправо и влево, натыкаясь на бетонные стены, стукаясь о такую же бетонную толщу головами, и наконец вновь нашли то место, где потерна была не заполнена доверху. Они высунули головы из воды, Ненашев первый сдернул с лица маску, вдохнул раз-другой и, потеряв сознание, начал тонуть. Жуков, не успевший снять маски, нырнул, подхватил друга, натянул на него маску и понес на руках, сам уже задыхаясь, вдоль железобетонного, заполненного водою коридора.

Сколько времени все это длилось? Мгновение? Пять минут? Кто знает. Жуков и сам бы не мог точно сказать, сколько. Но теперь Сережа, придя в себя и отдышавшись, спал…

— А где же та ваша девушка, которую вы сопровождали? — спрашивала меж тем Гапуся, танцуя.

— Та наша девушка, — отвечал Жуков, — теперь секретарь комсомольской организации механического завода, у нее под командованием находится целый комсомольский взвод, из которого она в скором времени грозится образовать самую настоящую комсомольскую роту. Ее, между прочим, зовут Виктория Александровна, а вас, если мне не изменяет память, Агриппина Семеновна?

— Запомнили! Надо же! — уважительно воскликнула Гапуся и с благодарностью посмотрела на моряка, который опять при этом взгляде чуть было не упал замертво, сраженный ослепительным сиянием ее очей. Но моряк есть моряк. Он и на этот раз лишь качнулся, а на ногах устоял.

— Что с вами? — спросила Гапуся, почувствовав, как его что-то вроде бы дернуло, повело в сторону.

— Пардон, споткнулся, — сказал моряк.

— Тут такой неровный пол, такой неровный…

— Совершенно справедливое замечание. Меня, между прочим, зовут Леонидом.

— Очень даже приятно слышать.

— Погода стоит очаровательная.

— При такой погоде уже косить пора. Вы сводку Совинформбюро слыхали? Правда чи брешут, что наши войска вступили в Минск?

— Совершенная правда, Агриппина Семеновна.

— Скорей бы уж конец этой клятой войне.

— Будет и конец. Всему свое время… А что я у вас теперь хочу спросить: завтра вечером вы не будете свободны?

— До завтрашнего вечера еще дожить надо. Целый день. Сутки, как говорят.

— Но что такое сутки в наше военное боевое время! Не успеешь оглядеться, а их уже нет. Вы будете свободны?

…Так они говорили, танцуя, и договорились до того, что свидятся будущим вечером; уже не в толкучке танц-веранды, а на тихом правом берегу возле машинного зала, в котором электромонтеры уже приступили к монтажу первой турбины.

На речном берегу произошла их вторая встреча.

Катанье на лодке по речной глади, отражающей, как зеркало, и небо, и облака, и осокори, и торчащих кое-где возле коряг рыболовов; такое медленное катанье даже больше, чем вальс, располагает к задушевному собеседованию.

Во время этого доверительного разговора Жуков узнал не только о детских и отроческих годах Гапуси, беспечально проведенных ею в чистенькой родительской хатке возле вишневого садочка по-над речною кручей, но и о том, как ловко обдурила она фашистов, намазав-шись хинным раствором, и как один местный полицай захотел, чтобы Гапуся стала его женой.

— Старый? — спросил Жуков.

— Кто?

— Да тот полицай.

— Какое старый! — удивилась Гапуся. — На год, а то на два лишь постарше меня.

— Вот мерзавец! — в сердцах сказал Жуков. — Вот подлец!

— А то нет. Успел-таки удрать от правосудия. Хотела б я поглядеть на его рожу, когда б его стали судить. Только вот одного не могу до сих пор понять: почему это он предупредил меня о том, что немцы собираются угонять девчат в Германию?

— А точно, предупредил?

— Это уж точно.

Потом она рассказала, что приехала сюда вовсе не за длинным рублем или чтоб получать паек по рабочей карточке, а из-за того, что у нее сердце обливалось кровью всякий раз, как мама вместо электричества запаливала коптилку-каганец, при свете которой очи мутились слезой и даже нитку в иголку трудно было вдеть. Вот она и приехала сюда, чтобы скорее пустили ГЭС. Но вместо того, чтобы строить плотину или шлюзы, она строит в городе квартиры. Правда, бригада у нее хорошая, ничего не скажешь, дружная, девчата уже научились и раствор месить и не только простую кладку класть, а даже углы выводить, и прораб пообещал, как подвернется случай, перевести их на плотину, но время идет, а они все еще в городе и когда их мечта сбудется — кто скажет?