Яков Ершов - Журавли над школой

— Мы частично окопы восстановили, — сообщил Вася. — На том месте, где вы сражались. Там ведь обелиск сооружается. На табличке ваша фамилия. «Рядовой З. М. Пантелеев». А ниже: «Вечная слава героям!»

Пантелеев с хрустом стиснул пальцы. Некоторое время он стоял так, погруженный в свои думы. Лоб изборожден крупными морщинами, глаза отсутствующие. Может, вспоминал тех фронтовых товарищей, с которыми отбивался от танков гранатами?

— Что ж, выходит, я второй раз родился?

Клава первая пришла в себя.

— Вася, — сказала она, — давай пригласим Захара Матвеевича на открытие обелиска в честь героев.

— Правильно, — подхватил Вася. — Приезжайте, Захар Матвеевич! Ребята будут рады вас видеть. Ведь это какой случай!

— Приеду, как же, обязательно приеду, — словно просыпаясь от долгого сна, сказал Пантелеев. — Вот только управлюсь немного со своим шумным хозяйством.

Он присел на пенек. Крикнул сыну:

— Коля! У меня там письма в шкафу, принеси!

Ребята устроились на лужайке, приготовились слушать. Выяснилось, что Пантелеев ведет переписку с родственниками всех погибших в том бою солдат. Их дочери и сыновья приезжали к нему в гости, потому что все они теперь как единая семья.

Вася попросил несколько писем для музея, поинтересовался, нет ли фотографий павших воинов.

— Как нет? Есть! — живо отозвался Пантелеев. — Найдем фотографии! Я их вам вышлю. А еще есть у меня моя фронтовая каска, смятая осколками вражеских снарядов. Дорога она мне как память о пережитом. Но для такого святого дела, что вы затеяли, не пожалею, отдам.

Потом Пантелеев перевел разговор на односельчан. Не один же он воевал. Есть в селе кавалеры ордена Славы, есть те, что партизанили в этих краях. И такие, которые не вернулись с фронта… Геройски погибли за Родину. Сохранились их письма.

Прищурившись, старый солдат оглядел пасеку.

— Эге-ге! — произнес он. — Как бы рой не упустить. Кажется, начинается.

Действительно, возле высокой душистой липы сильно загудело, будто мотор маленького самолетика заработал. Уже можно было различить клубок пчел. Пантелеев безошибочно определил улей, из которого вылетел рой, и поспешил к нему. Ребята наблюдали за всем этим на расстоянии. Только наиболее отчаянные подошли поближе. С какой стремительностью выскакивали из улья пчелы, чтобы взмыть в воздух! Казалось, кто-то невидимый с силой выдувал их наружу, обеспокоенных лишь тем, как бы не опоздать, успеть присоединиться к своим сестрам.

Пчелы, парящие в воздухе, начали смещаться в сторону. Пасечник уже не смотрел вверх, перевел взгляд на березовый пень, где шевелился живой клубок. Он все увеличивался, тяжелел.

— Садятся, — пробормотал он. — Колька! Тащи роевню!

Коля принес роевню, и Захар Матвеевич, вооружившись обыкновенной деревянной ложкой, какой хлебают щи, стал собирать ею пчел.

— Сильные в этом году семьи, — приговаривал он при этом. — Вишь, сколько их вылетело.

Некоторые насекомые, не удержавшись, падали с ложки и вновь начинали кружиться. Вася не выдержал, отмахнулся от одной из пчел. Сразу у его уха сердито загудели другие.

— Э, паренек, не маши, — предупредил Пантелеев. — Этого пчела не любит. Она тебя без причины не тронет. А начнешь отмахиваться, ужалит.

И Вася замер, стараясь не шелохнуться.

Потом они пили чай с теплым душистым медом и разговаривали. Пасечник вспоминал о прошлом, вспоминал о войне.

С пасеки ребята возвращались довольные. Еще бы! Целый год поисков ничего им не дал. А тут за час узнали столько. Сделали интересные записи, нашли бесценные экспонаты для музея.

На привал для ночлега дивизия расположилась у реки. Вася сразу же побежал в палатку к девчонкам. Но не успел рта раскрыть, как Валя опередила его:

— Послушай, какая удача! Мы нашли героиню! О ней еще никто-никто не знает. Это Аня Овчинникова. У нас и фотография есть! Посмотри, какое лицо. До войны она была учительницей. Потом окончила спецшколу и попала в партизанский отряд. Здесь, в Смоленской области. Вот ее письма к матери. Правда, копии, но Клава сказала, что и это хорошо.

Вася стал читать переписанные Валиной рукой письма:

«Поверь, мама, живем хорошо. Почти каждую ночь ставим «спотыкачи». Утром фашисты вдруг начинают спотыкаться. Взлетают на воздух по одному, а то и целой бандой. Так что хоть и большую территорию занял враг, но живется ему неспокойно…

Я-то твердо знаю, выдержу все, мама. А уж если придется отдать жизнь, то сделаю это так, чтобы тебе, мамочка, и никому в Попелеве не пришлось за меня краснеть. Впрочем, я не думаю о смерти».