Фигль-Мигль - Тартар, Лтд.

Мы начали с турфирмы «Россинант». Прелестное название, хотя, подозреваю, они спутали Россинанта с Буцефалом, или Байярдом, или пламенными и громоподобными конями Гелиоса, или бессмертными Балием и Ксанфом — теми летающими вместе с ветром сыновьями гарпии и Зефира, которых боги подарили Пелею в день свадьбы. Хорошо хоть не кони Диомеда.

— Почему? — спросил Григорий любознательно.

— Кони Диомеда, — сказал я, — они питались человечиной.

Мальчик почесал за ухом.

— Да, — согласился он. — Это скорее название для банка или, там, фонда. «Кони Диомеда»… И что, так и жрали?

— Да, — сказал я. — С большим аппетитом. И очень быстро потом бегали.

— Ну вот, видишь, как подходит. Те тоже жрут и потом бегают. Здравствуй, Митенька.

Сначала я подумал, что он поздоровался с не замеченным мною внуком или правнуком подошедшего, и даже заглянул под журнальный стол. Это ни к чему не привело.

— Здравствуйте, мальчики, — приветливо сказал подошедший. — Куда-то собрались?

Я с интересом посмотрел на него. Митеньке было сильно за шестьдесят; любя правду, следовало бы сказать — около семидесяти. Его длинные, не седые, но сизые волосы были собраны в аккуратный хвост, на виске аккуратно вилась кокетливая, тоже сизая, прядь. Неимоверной длины и худобы тело было задрапировано в складки ярчайшей гавайской рубашки — с пальмами, морем, попугаями и подробным изложением в картинках сложной жизни знойных южных красавиц. В морщинистой загорелой руке он держал оранжевую вельветовую куртку. На запястье руки в ряд висели пять иди шесть золотых цепочек разной толщины. Я осторожно глянул в окно. За окном валил густой снег. О этот юг, подумалось мне. О эта Ницца.

— Ага, собрались. Хотим с друзьями в Швейцарию съездить, отдохнуть. Скучно здесь.

Что ты мелешь? спросил мой удивленный взор. Какая такая Швейцария? Раскрыть рот я не дерзнул.

— В Альпы, на лыжи? — улыбнулся Митенька. — Пейзане в национальных костюмах, отель в горах, дрова в камине, грог в горле? Нет, мальчики, ехать надо в вечное лето… Только это того стоит, только это. Свет, море, — он произнес еще с десяток восторженных слов. Все это можно было прочитать и на его рубашке.

Григорий игриво ущипнул меня за ухо.

— Это вот он уперся, хочу, говорит, в Цюрих, да на Женевское озеро, да в Люстгартен…

— Гришенька, Люстгартен — в Берлине.

— Да? Тогда, значит, Баумгартен.

— А Баумгартен — это неизвестный тебе философ, — буркнул я.

— Но мысль-то я правильно обозначил?

Я пожал плечами.

— Поверьте, — перенес на меня свой пыл Митенька, — не губите свой отпуск. Снег, холод — это оскорбление всему живому. Заветная мечта всего живого — перестать бороться, погрузиться в нирвану, вкусить тепло и покой — на берегу, под сенью…

— Да, да, — сказал я. — Море, пальмы, голоса птичек.

— Покрытые снегом горы устрашают! Они подавляют, унижают, лишают иллюзий, навязывают мысль о ничтожестве сущего, доводят до депрессии. Горы, покрытые прелестными зелеными одеждами вечной весны, ободряют и утешают, нежат… Как вы одеты? — он брезгливо ткнул пальцем в мой свитер. — Как должен быть одет человек? Он гордо прижал руку к груди. — Легко! Человека ничто не должно отягощать, и прежде всего — одежда. Вы чувствуете свое тело, вы дышите, вы свободны в движениях. Праздничные краски — праздник в душе. Швейцария! — Последнее слово он произнес с глубочайшим презрением.

— Мы посмотрим, — сказал Григорий.

— Посмотрим? Да я вот принесу, кстати, и проспекты. Посидите, мальчики, Соничка сварит кофе.

Митенька кивнул Соничке, кинул свою куртку на диван рядом со мной и ускакал.

— Что за чушь? — прошипел я, улучив минуту. — Какой Цюрих?

— Чего ты не понимаешь? Нам ведь придется бежать, так или нет? Я и готовлю пути. Лучше заранее подготовить, я что, не прав? Купим у Митеньки тур, все дела.

— Да почему Швейцария?

— Все революционеры бегали в Швейцарию, — сказал он убежденно.

— Да, в кантон Ури. Только Крис не побежит. Ни в Цюрих, ни в вечное лето. Она, я так подозреваю, вообще с места не сдвинется. Будет приносить моральную и религиозную жертву.

— Побежит, если ты ее уломаешь.

— Каким это образом?

— Ты имеешь на нее влияние, — сообщил он все с той же убежденностью. Я спохватился.

— А я-то почему должен куда-то бежать?

— Куда ж ты денешься? Крис без тебя точно не поедет. И вообще никто.

Определенные сомнения я испытал, но слышать это все равно было приятно. Мальчик улыбался, положив руку мне на колено. Добродушная матрона Соничка подала кофе. Я не просил тебя показывать мне азы развода на мне же самом, сказал я.