Гюнтер Вайзенборн - Преследователь (Записки Даниэля Бренделя)

Ева лежала на досчатом дне лодки. Локтями она упиралась на кормовую банку. Взгляд ее скользил по озеру.

— Вот где настоящий покой, — прошептала она.

— Да.

— Здесь наконец ты понимаешь меня?

— Да.

— Тогда не будем больше говорить о прошлом.

— Наоборот, я как раз собирался предложить тебе повидаться с адвокатом. Я могу условиться с ним по телефону о встрече сегодня днем. Все утро он занят в суде. Если ты побываешь у него среди дня, уехать ты сможешь первым вечерним поездом. Тем самым, на который собиралась сесть вчера.

— Послушай, Даниэль, ты прямо какой-то одержимый. Что с тобой? — И она с изумлением уставилась на меня. В ее продолговатых глазах я прочел тревогу — тревогу за меня.

— Прошлой ночью я высказал тебе все, Ева. Теперь дело за тобой, решай, как знаешь.

— Да я все продумала, пока ты спал. Способствовать преследованию кого-бы то ни было я не хочу. Даже просто не могу.

— Значит, ты меня подводишь?

— Нет, не подвожу, Даниэль. Пойми и ты меня. Я надеюсь еще стать нормальным человеком, каким была когда-то, смеяться и жить, как все люди. Но мои надежды рухнут, если на этом мучительном суде снова вскроются старые раны. И тогда уж я до конца дней так и буду калекой в душе. Оставь мне крупицу радости, пощади меня.

Она говорила тихо и настойчиво, все на одной ноте. Только под конец голос у нее сорвался. Она была глубоко взволнована и смотрела на меня с отчаянием во взгляде. Я был разочарован. А потом меня взяла злость. Все это звучало у нее очень мило, очень женственно, но меня она все-таки собиралась подвести.

— Дело не в объяснениях, а в поступках. Объяснить можно что угодно, вплоть до трусости и убийства. Щадить этого убийцу — значит разделить с ним вину за смерть Вальтера. Тебя это устраивает?

Она все еще смотрела на меня, но лицо ее теперь подернулось пепельной бледностью, а губы дрожали от ярости.

— И ты смеешь мне это говорить?

— Да. И еще имей в виду вот что: свидетелей можно вызвать официально, и тогда они обязаны дать показания. Суд принудит их к этому. Я укажу на тебя как на свидетельницу независимо от твоего согласия.

Она качала головой, не сводя с меня взгляда.

— Дан… Дан, опомнись, ты не владеешь собой, ты болен ненавистью… Ты погубишь себя, если и дальше будешь действовать, как в трансе. Образумься, Дан!

Ах, бедняжка! Оказывается, ею руководит жалость, высокий гуманизм, трогательное человеколюбие! Ну нет, на эту удочку меня не поймаешь!

— Прекрати эту пустую болтовню, — напустился я на нее, — бога ради, прекрати!

Она выпрямилась рывком.

— Греби к берегу! — приказала она.

Я схватил весла, словно собрался кого-то пристукнуть, и резкими, злобными взмахами погнал лодку к берегу. Я расплатился, и мы пошли вдоль озера. Было прекрасное теплое утро. Мы шли довольно долго, как вдруг я почувствовал, что ее ручка пристраивается на моей ладони. Я круто обернулся.

— Послушай-ка… — начал я.

— Нет, теперь послушай ты, — перебила она, — мы ожесточенно спорили о том, что нужно делать, когда преступление уже совершено. Мы рвемся в бой задним числом. Это мы умеем. А не лучше ли было бы заранее принять меры?

— Что ты хочешь сказать?

— О боже, боже! Ведь самое главное — не допустить, чтобы это повторилось. И, наверно, есть труды, книги, где все это подробно проанализировано.

— Конечно есть.

— Так разве не важнее изучить их, чтобы вынести оттуда урок?

— Ты увиливаешь.

— Нет. Оплакивать прошедшее — пустое дело. Куда полезнее по мере сил расчищать путь к лучшему будущему, в котором такое никогда не повторится.

Она повернула ко мне свое ясное, прозрачное, бледное личико. На лбу обозначилась морщина глубокого раздумья. От кого угодно ожидал я такого ответа, только не от нее. На миг я совсем опешил. Что это значит?

— Это значит, — бодро подхватила она, словно читая мои мысли, — что причины подобных катастроф заложены в человеческом обществе. Там, надо полагать, многое подгнило, раз то и дело вспыхивают войны. Подрастают дети, много детей. Надо же им наконец вынести урок из страшного опыта предыдущих поколений. И скажи мне, Дан, разве это не самая важная задача для женщины?

— Конечно… — Теперь я понял ее.

— И эта задача поможет мне стать здоровым человеком. Ведь речь идет о будущем, Дан.

Я посмотрел на нее. И вдруг ощутил нечто вроде зависти к ее невозмутимому, почти жизнерадостному спокойствию.

— Когда ты все это продумаешь, напиши, Дан, и решай сам, можешь ли ты обойтись без меня на суде. Я все о себе сказала, и тебе теперь ясно, какое зло ты можешь мне причинить.