Тадеуш Доленга-Мостович - Мир госпожи Малиновской

Она подошла и, положив руку ему на плечо, спросила:

— Что с вами, господин Стефан?

Он изобразил удивление:

— Со мной?

— Да. Вы какой-то неестественный. С утра. Я не видела вас месяц. Случилось что-то досадное?

— Ничуть.

Она тряхнула головой:

— И все же…

— Дорогая госпожа Богна, — он пытался говорить беззаботно, — я вас уверяю, что прекрасно провел отпуск, что не случилось ничего досадного, словом…

— Нет-нет, — прервала она его. — Если все так, как вы говорите, все еще хуже.

— Отчего же?

— Хуже для меня, поскольку вы изменились по отношению ко мне.

Он засмеялся и, неторопливо раскуривая сигарету, спокойно произнес:

— Может, все наоборот… Может, это вы изменились, и потому вам кажется…

— Господин Стефан! — опешила она. — Я полагала, что мы друзья!

— Спасибо.

— Тогда скажу, — решилась она. — Я не намереваюсь делать из этого тайну. Просто ждала подходящего случая… Поскольку, понимаете ли, это важный шаг для меня, очень важный, и я не думала, что вам будет до него столько дела, что вы обидитесь за то, что вам не сообщили о…

— Я бы не осмелился высказать недовольство, — ответил он, — да и с чего бы?

Она взглянула на него внимательнее.

— Я и не думала, что вы так легко откажетесь от звания моего друга.

— Ох, я же не говорил такого.

— Значит, ирония?… Неужели… неужели я ее заслужила?

У него перехватило горло — так, что он не мог произнести ни слова. Боялся, что голос его выдаст. Не хотел и смотреть ей в глаза. Следовало напрямую сказать, что он подавлен, что зря сюда пришел, что молит ее: пусть она избавит его от этих страданий и не говорит о том, чего он не может выслушивать из ее уст, пусть позволит ему уйти. Его охватила нечеловеческая усталость. Как же сказать ей, что он не сумеет согласиться с ее решением, что о возвращении прежних чудесных дружеских отношений уже не может быть и речи, а на отстраненно-приятельские он не согласится? В этот момент ему хотелось, чтобы кто-нибудь пришел — все равно кто, пусть бы и Малиновский.

Тем временем госпожа Богна снова положила руку ему на плечо, но тотчас же убрала ее и долго сидела молча.

— Я не считала это чем-то важным, — наконец начала она, — событием такого масштаба, что необходимо вас об этом уведомлять. Я выхожу замуж. В наших беседах я, впрочем, не раз говорила, что раньше или позже это случится… Я не умею жить одна… Вероятно, вы уже слышали об этом в конторе…

— Естественно, я слышал. — Он сжал зубы и принужденно улыбнулся. — Слышал и должен бы пожелать вам счастья.

— Должны, — улыбнулась она ему.

— Тогда прошу считать, что… что я это выполнил, — выдавил он.

Госпожа Богна смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он заметил в них удивление, обиду и болезненный упрек. Сжал пальцы и повторил:

— …что я это выполнил.

— Я вас не понимаю, — отозвалась госпожа Богна с неожиданным для Боровича спокойствием. — Я не понимаю и по-настоящему начинаю опасаться, что в нашей дружбе что-то испортилось. Из вашего тона я могу сделать вывод, что известие о нашей с Эваристом женитьбе возмутило или рассердило вас. И я действительно хотела бы это прояснить. Если вы, господин Стефан, осуждаете наш брак, то не могу даже представить, отчего так происходит: оттого ли, что вы — мой друг и не слишком хорошо относитесь к Эваристу, или, наоборот, оттого, что вы — его друг, недовольный сделанным им выбором.

— Я никогда не был другом Малиновского, — сказал он.

— Прошу прощения, дорогой господин Стефан, но это противоречит всему, что вы говорили…

— Я мог употреблять слово «друг» в привычном значении, — пожал плечами он.

— Допустим, что тогда вы так думали, но Эварист не просто зовет вас другом, но другом и считает. И насколько я понимаю, у него есть для этого основания.

— Никаких оснований, — решительно возразил Борович.

— Господин Стефан!

— Но я вас уверяю, никаких. Я задолжал ему несколько услуг, мы — приятели, но не более.

Госпожа Богна неопределенно взмахнула рукой. Естественно, она не верила ему, и тут он ничего не мог поделать.

— Вы употребили настолько пафосное выражение…

— О чем вы?

— Вы сказали, что я «осуждаю». Я же совершенно не осуждаю. У меня абсолютно нет полномочий, чтобы иметь голос в этом деле, но слово «осуждение» в любом случае неточно. Просто… мне это кажется своего рода диспропорцией. — Он поудобней устроился на стуле и добавил: — Если сопоставить вас с ним, выявится определенная несоразмерность. И потому… потому я думаю, что не смогу согласиться с этим фактом… Нет, я неверно выразился. С этим фактом невозможно согласовать мое дружеское к вам расположение, наши отношения до сего времени…