Веслав Мысливский - Камень на камень

У меня от писанины, бывало, рука немела, потому что постоянно пиши и пиши — приказы, уведомления, напоминания, штрафы. Глаза стали красные, как у кролика. Встанешь утром и почти ничего не видишь. Мать спрашивает: отчего это они у тебя такие красные? Как отчего? От писанины. А отец: верь ему больше, от писанины. Этак бы никто в школу не ходил, там ведь только и делают, что пишут. И не было б ни ксендзов, ни ученых. От пьянства это. Вчера еле через порог перевалился и сразу, как кабан, бух в кровать. Ты спала, вот и не видела. Пей, пей. А в гмине мне даже советовали сходить к врачу, может, очки пропишет. Носил кое-кто в гмине очки. Сонсядек носил, еще один, из страхового отдела, в дорожном тоже был один, иногда, кажется, и посыльный надевал, когда его куда-нибудь отправляли с письмом, а он не мог прочитать куда. И еще три женщины ходили в очках, но ни одна из них мне не нравилась. Я раз примерил Сонсядека, и ничего, неплохо гляделся, но видел все как сквозь туман.

А некоторым казалось, я на легкий хлеб польстился, только что это был за хлеб? Еще люди потом приходили и кляли на чем свет стоит и тебя, и начальников. Полна комната народу иногда набивалась, и все с бумажками, которые от нас получали. И еще столько же стояло в коридоре, а то и во дворе. И кидали мне на стол эти бумажки — поди накоси, собери, обмолоти и забирай. А иная баба и зад не стеснялась показать, мол, вот у нее все это где. А ты только руками разводишь, нет, не я это. А кто? Все вы, окаянные, одного поля ягоды!

Иногда, ясное дело, кому-нибудь поможешь. Этому немного срок отодвинешь, тому центнер срежешь, а кое-кому хотя б посоветуешь, как написать заявление и куда. Ну и потом каждый старается тебя отблагодарить. А как мужик мужика может отблагодарить? Приглашает выпить. Водка не взятка. Не то что один дает, другой берег, просто оба вместе пьют. Вот я и приохотился. Да и при такой работе нельзя не пить. Люди верят, что водка все может устроить, и получше, чем господь бог. А оно по-разному бывает. Часом выпьешь — поможет, а случается, даже от молитвы проку нет. Но если хочешь с людьми в мире жить, надо пить. Потому как тогда и тебя человеком считают. А это кое-что значит.

Вдобавок шинок был почти что напротив гмины, по другой стороне дороги — а что стоит дорогу перейти. И благодарность, известное дело, не считает: ты мне столько, и я тебе столько, так что редко когда кончалось пол-литром. Благодарность, она не карман, а душа. И даже если человек незнамо как хитер, после пол-литра душа его обязательно распахнется. А тогда уже душа ставит, душа платит и от души до души, как говорится, рукой подать.

К тому же всегда кто-нибудь подсядет, и даже если не за что ему благодарить, захочет отблагодарить впрок. Потом еще который-нибудь, и еще, а случалось, и все, кто сидели в шинке. Кому ж не хочется не только телом быть, но и душой? Настанет время закрывать шинок, так заведующий Ясинский снаружи дверь запирал, а внутри мы продолжали пить. На худой конец, накинет пару злотых, ему тоже заработать охота, не на одной же зарплате сидеть. И укладывался на стульях за буфетом, а мы пили. Ох и пили — точно наши души на радостях, что это они в раю, а не мы в шинке. Будете уходить, разбудите. Ой, Ясинский, Ясинский, кто ж отсюда уйдет и куда? С таких вышин обратно на землю? Эх, тут мы им дали жару, там дали жару, просыпайся, Ясинский, тащи пол-литра. Потому что я снова Орел. Гей! Ты нас покинул, господи, но, по счастью, Орел остался! Гей! Пусть только Орел появится, за каждую нашу слезинку один ваш труп! Гей! Орел со своими ребятами в деревне, пьют у Марыськи Круль, маршем по деревне пройдут, готовьте сало, муку! Хотя иногда печально кончалось, тот убитый, этот убитый, а человека сколько раз ни убивай, все равно он должен дальше жить. Был ты Орел, а теперь дерьмо, бумажная душонка. Проснись, Ясинский, еще пол-литра.

А на следующий день садишься едва живой за письменный стол, башка трещит, в желудке сосет, а еще выслушивай, как плохо живется людям на свете. И всем плевать, что тебе, может быть, еще хуже, только ты не возьмешь бумагу и не пойдешь с нею, да и куда идти, к господу богу? За что ты меня так, господи?

Иной раз не успеешь вернуться домой, а уже пора в гмину идти, только и выпьешь кислого молока или капустного рассолу. И хоть до дому не больно далекий путь, но как начнет тебя, бывало, черт мотать, ты и туда ткнешься, и сюда, и даже обратно. До того тебе все в голове перепутает, что в собственной деревне заплутаешь того и гляди. Одно спасенье — держаться хат. Хорошо, хаты тогда еще близко одна к другой стояли, как бусинки в четках, только загатьями разделенные, вот и можно было их руками перебирать и идти, богородица, дева, радуйся, отче наш. Это сейчас почти все хаты новые и четки точно кто-то разорвал и раскидал куда ни попадя, больше уже не помолишься.