Рохинтон Мистри - Хрупкое равновесие

— Ладно, посмотрим.

Веревку сняли, и Ишвар начал тренироваться в доме. Ему предстояло научиться владеть своим новым телом — сохранять равновесие без опоры ног. Его неуверенность возрастала. Он был слишком слаб, чтобы управлять тележкой. О поездках по улице не могло быть речи.

— Надо потерпеть, — говорил Ом. — Окрепнешь — и у тебя все получится.

— Какое уж тут терпение! — рыдал навзрыд Ишвар. — От терпения мои ноги не вырастут. — В результате, сдавшись, согласился, чтобы веревку вернули на место.

Прошло четыре месяца со дня приезда портных для устройства свадьбы, и вот теперь они снова направлялись на вокзал, чтобы пуститься в обратный путь. По дороге портные заехали попрощаться с дядей Ашрафом и тетей Мумтаз и постояли у их могил.

— Я завидую им, — сказал Ишвар. — Они обрели покой.

— Опять ты говоришь глупости, — упрекнул его Ом, поворачивая тележку, чтобы ехать дальше.

— Можно еще немного побыть здесь?

— Нет, нам пора. — Ом потянул за веревку, и тележка, дернувшись, покатилась по кладбищенской земле. «Какой дядя легкий, — подумал Ом, — совсем, как ребенок, тележка сама едет».

Первое, что увидела Зенобия, когда Дина открыла ей дверь, было лоскутное покрывало, разделявшее веранду пополам.

— Ты что, затеяла стирку? — захихикала подруга. — Или отнимаешь работу у дхоби?

— Нет, это комната для новобрачных, — ответила Дина, покатываясь со смеху. Пошла четвертая неделя вынужденного одиночества, которое она с трудом переносила, и визит подруги принес большое облегчение.

Зенобия нашла шутку презабавной, хотя не поняла ее смысл. Подруги перешли в гостиную. И вот тогда между приступами смеха она узнала, почему покрывало оказалось на веранде.

— Портные должны вот-вот вернуться, — сказала Дина. — Конечно, покрывало недостаточно толстое, чтобы скрыть шумную возню новобрачных, но ничего лучше я не смогла придумать.

Теперь ситуация перестала казаться Зенобии забавной. Она смотрела на Дину как на сумасшедшую.

— Как ты изменилась! Ты хоть слышишь, что говоришь? Только год назад тебя смущал невинный жилец. Потребовалось время, чтобы убедить тебя, что сын Абан Кохлах не несет угрозы ни тебе, ни твоей квартире.

— И ты была абсолютно права — Манек прекрасный юноша. Через две недели он вернется. Рассмотри покрывало, я его сама сделала. Это свадебный подарок Ому.

Оставив это сообщение без внимания, Зенобия продолжала:

— Неожиданно ты осмелела, пустила сюда жить портных. Это было неправильно. А теперь ты разрешаешь привезти сюда жену. Ты пожалеешь об этом, поверь мне. В результате у тебя поселится здесь полдеревни. И освободиться ты от них не сможешь. А квартира превратится в свинарник — ведь гигиенические навыки у этих людей практически отсутствуют.

Этот мрачный прогноз развеселил Дину, но теперь она смеялась одна. Чтобы успокоить подругу, она заговорила серьезно:

— Они никогда не использовали меня. Ишвар — настоящий джентльмен. А Ом — добрый, умный юноша — такой же, как Манек. Правда, ему меньше повезло.

Зенобия провела у подруги еще полчаса, и все это время она изо всех сил старалась убедить Дину изменить ее решение.

— Не глупи, рассчитай их. Всегда можно найти новых портных. Уверена, миссис Гупта поможет нам.

— Не в этом дело. Я не прогнала бы их, даже если б они не работали на меня.

К тому времени, когда Зенобия поняла, что ничего не добьется, она полностью эмоционально выложилась. Чтобы сохранить лицо, она в гневе удалилась.

Дрожащими руками Дина вскрыла письмо Манека.

« Дорогая тетя , — прочла она. — Надеюсь, вы в добром здравии и в хорошем настроении, в каком все мы пребывали перед расставанием. Мама и отец шлют вам приветы. Они говорят, что очень скучали и рады видеть меня.

Пришло письмо из университета. К сожалению, мои результаты оказались недостаточно хороши, и мне отказали в дальнейшем обучении. Так что придется ограничиться свидетельством о прохождении только одного года обучения».

Дина понимала, к чему все клонится, но продолжала читать, стараясь не замечать возникшей болезненной пустоты в животе.

«Видели бы вы, что тут началось, когда пришло это известие. Если помните, сначала родители были против того, чтобы я учился еще три года, а теперь вдруг переполошились. «Что ты собираешься делать, — повторял отец, — все кончено, этот молодой человек даже не понимает, что это очередная катастрофа. Вся моя жизнь — цепь катастроф. Я думал, мой сын изменит эту закономерность, но я заблуждался: линии на моей ладони все те же, перемены невозможны, такова моя судьба, против нее не попрешь».