Вадим Прокофьев - Наш Артем

Но вот объявился Федор Сергеев. Впрочем, мало кто из шахтеров знал фамилию этого молодого человека — Артем да Артем! Ловок и смел, и без него не обходится ни одна шахтерская забастовка, ни одна стачка железнодорожников. Артем, да и только.

Так и повелось: Артем да Артем. И попала эта кличка Федора в полицейскую «книгу живота», и осталась за ним до конца дней его.

Жандармам было от чего взволноваться. Только что в Лондоне завершил работу II съезд РСДРП. Второй! После I 1898 года тоже волновались, но недолго. Не поверили, что на I съезде была создана социал-демократическая партия. И не очень-то ошиблись в своих жандармских оценках. Не создана, а скорее провозглашена. Недаром один из нынешних лидеров этой партии Н. Ильин (жандармы хорошо знают, кто скрывается под этим именем) в своей работе «Что делать?» говорил о «создании партии» как насущной проблеме. Ныне она таки создана. После I съезда жандармы арестовали двух из трех членов Центрального Комитета РСДРП, разгромили большинство местных комитетов. Тогда, на I съезде, не было принято ни единой Программы, ни Устава.

На II съезде РСДРП была создана партия, принята Программа, Устав. И, что очень порадовало жандармское начальство, так это то, что социал-демократы успели расколоться на большевиков и меньшевиков. Такой раскол устраивал жандармов.

Они тщательно следили за работой съезда, изучали его документы, если таковые попадали им в руки.

Ныне в департаменте полиции сидят не отставные отцы командиры, как это было в III отделении, ныне здесь трудятся лица с высшим юридическим. Они-то довольно быстро разобрались в том, что меньшевики для царя и отечества опасности не представляют. Иное дело большевики. Вот кого нужно в первую очередь выявлять, вылавливать и обезвреживать.

…Поезд подходил к Елисаветграду. На этот раз Артем-Федор ехал не на паровозе, а пассажиром, и наверное поэтому ему казалось, что состав еле-еле ползет, подолгу простаивает на каких-то богом забытых полустанках и просто так в степи. Выходить из вагона Артем опасался. Затерявшись среди пассажиров третьего класса, притворяясь человеком, которого сморил сон, он чувствовал себя более или менее в безопасности. А ведь чудом вчера ушел от шпиков. Но они могли находиться и в поезде.

Когда подползли к елисаветградскому перрону, Артема поразила огромная толпа людей: бородатые мужики и безусые парни, бабы, расхристанные девки, и все пьяные. Крики и песни прорывались сквозь наглухо закрытые по случаю январских морозов окна вагонов. Непонятно. И Артем решил выйти узнать, в чем дело, послушать, понять… Его оглушило известие — война с Японией. Пока эти сутки тащился в поезде, началась мобилизация. И он сейчас присутствует на проводах новобранцев и запасников. Жутко было слышать завывания и причитания женщин, ругань унтеров и залихватские частушки.

Вдруг открылись двери станционного ресторана и на перрон вывалились разопревшие и тоже изрядно подвыпившие представители местного общества. Они нестройно попытались запеть «Боже, царя храни», а когда гимна не получилось, полезли целоваться с солдатиками. И поп, покачиваясь, обмахивал серебряным крестом толпу, пока крест не выпал из его рук, кто-то на него наступил, батюшка, наклонившийся, чтобы подобрать, не удержался на ногах и растянулся на перроне.

Упустить такой момент Артем не мог. Он вспрыгнул на ступеньки виадука и что есть силы крикнул:

— Товарищи!..

Первыми опомнились станционные жандармы, стали пробиваться сквозь толпу к Артему, но он успел все же сказать несколько слов о войне захватнической, войне грабительской, успел воскликнуть:

— Долой самодержавие!..

Его схватили.

Полтора месяца в елисаветградской тюрьме. Когда вышел из узилища, Южное бюро ЦК РСДРП направило Артема в Николаев — сплачивать судостроителей. Но в Николаеве он был снова арестован и на сей раз выбрался из тюрьмы только в начале 1905 года.

Тяжело отдуваясь и притормаживая, паровоз приближался к станции Харьков-Южная. Пассажиры сгрудились у выхода из вагона третьего класса. Сутолока, не пропихнуться между огромными корзинами, мешками, сумками, чемоданами. По перрону, заглядывая в окна, мечутся встречающие. Здесь же, на перроне, немного поодаль, стоят железнодорожные жандармы, непременное, недреманное око. Время ныне тревожное — январь 1905 года.

Из вагона, помогая сойти старухе, выбрался молодой человек. Черное, с маленьким бархатным воротником демисезонное пальто, в руках небольшой, похожий на докторский саквояж. Широкие плечи — явно мастеровой. Никакого интереса к нему жандармы не проявили.