Алмат Малатов - Immoralist. Кризис полудня

Для меня южная семья — наказание. Я не выношу шум, гвалт и постоянно хлопающие двери. Днем поспокойней, днем только бабушка бузит. Вечером же наступает оргия гуманизма — меня все по очереди пытаются накормить. Я уворачиваюсь и со словами «ты что, меня к Рождеству откармли ваешь?» демонстрирую жирок на боку.

— Мы завтра все идем на день рожденья к бабушке Соне, — мать обреченно вздыхает. — Ну что, что ей подарить? Что?!

И действительно, проблема подаркодарения — тема вечная, регулярно всплывающая перед национальными праздниками и днями рождения ближних своих. Подарок должен быть оригинальным, так чтоб запомнилось. Что подарить престарелой бабушке Соне на девяностотрехлетие? Электроплиту, чтобы перестала травить всю квартиру газом, или сразу оплатить место на кладбище? Что подарить законной супруге, с которой ты не спишь со дня отказа Ельцина от престола, потому что на Путина у тебя не стоит, а супруга на него похожа «лица необщим выраженьем»? Резиновый член или резинового мужика с лицом того же Ельцина? Не знаю. Зато я «через годы, через расстоянья» помню, что мне подарила на совершеннолетие моя подруга Лия.

Я юбилеи вообще не люблю. На моих днях рождения ничего хорошего отродясь не происходило. На самом первом я добрался до красивеньких таблеточек «Феназепам» и скушал половину пачки. Вместе с упаковкой — я всегда был широкой натурой.

Широкой и живучей: нормальный младенец бы издох, а я — ничего, переварил.

На пятом дне рожденья меня окунули мордой в тарелку с мороженым, было очень липко и обидно. На десятом гости подожгли массовика-затейника, а на банкете по поводу двадцатипятилетия мой тогдашний любовник подавился пробкой от водочной бутылки. На радостях, видимо. Я уж было собрался ему трахеотомию маникюрными ножницами произвести, ан нет — удалось извлечь. Любовника пришлось выгнать: мужчина, который неожиданно давится водочными пробками на протокольных мероприятиях, совершенно не удовлетворяет мое чувство прекрасного.

Но моя подруга Лия переплюнула всех.

Все в ней было прекрасно: и грудь номер шесть, и огромная, как глобус, задница, и смесь иранских и украинских кровей. Работать Лия не находила нужным, номинально числилась художницей-перфомансисткой и проводила дни свои по тусовкам.

Она жила в огромной питерской коммуналке, и центром мироздания у нее была кровать. В кровати она делала все: ела, пила и принимала гостей.

Лия не была шлюхой. У нее просто не до конца был потерян интерес к жизни. Ее modus vivendi характеризовался сакраментальным «Приходи, Петруся, с гусем. В койку ляжем, и закусим».

Гусей ей несли все: и бомжеватые художники, и менеджеры очень среднего звена, и депутаты. Ее любвеобильность была равнодушной: я подозреваю, что весь мужской пол сводился у нее к абстрактному члену, увенчанному не менее абстрактным гусем.

.Мне, сиротке скорбному, справлять день рожденья негде было. К кузине, у которой я жил, на время ремонта переехала Дора. Номинально она являлась нашей двоюродной бабушкой, но по факту это была сатана. Старая, неприятная сатана с мерзким характером.

Знакомясь с невестой сына, она подошла к ней поближе, и, завопив «Ой, какие у нее грудки!» со всей дури вцепилась той в бюст. Обеими руками. Неудивительно, что через несколько лет невестка сбежала от нее настолько далеко, насколько смогла: в Новую Зеландию.

В один ужасный день Дора образовалась на пороге нашей квартиры. В левой руке у нее был чемоданчик с наклеенной на него голой тетенькой, а в правой — живая курица. Пернатую тварь звали Дашей, ее надлежало холить, лелеять и хвалить за снесенные яйца. Все попытки засунуть ее по назначению, то есть, в суп, пресекались на месте — Даша была божеством, волшебной феей яиц.

Справлять восемнадцатилетие в такой обстановке было решительно невозможно: курица орала и гадила повсюду, бабушка — просто орала и ползала змейкой по полу, отыскивая яйца. В довершение всех бед она была глухой.

И взор мой обратился к Лие, вернее, к ее девичьей светелке. Она любила праздники, особенно если они устраивались за чужой счет. Поэтому, получив согласие хозяйки, я принялся сзывать гостей. Я старался, чтобы гости были с одной стороны, забавные, а с другой — относительно спокойные. Мне не хотелось ни поджогов, ни драки, даже мысль о наряде милиции не вызывал у меня никакого энтузиазма.

Поэтому праздновали следующим составом: художник-сквоттер с Пушкинской, 10 (который потихоньку показывал мне член), модель (которую хотел трахнуть я) и московский галерист (трахнувший в итоге модель). Все, кроме хозяйки дома, вручили мне подарки: литр чачи, порножурнал и какую-то поделку высокохудожественного характера.