Валентин Крючков - На крутом переломе

— В чем дело, Роман Андреевич? Объясните мне толком, если можете? — спрашивал его Никаноров, будучи уже в новом амплуа.

Кудрин мялся, потел, но четкого ответа не давал, называл лишь в числе основных причин ведущуюся отделку пристроя, с вводом которого предусматривалась существенная разгрузка производственных площадей. На это строительство, безусловно, отвлекались силы. Однако главная причина заключалась в другом: во всем этом техническом переустройстве Кудрин как-то затерялся, словно растворился, и не мог обеспечить четкое управление цехом. К тому же он действовал по принципу: с начальника взятки гладки. И у него все с большей силой стал проявляться главный недостаток — необязательность. Скажет, наобещает семь верст до небес, а не сделает, и это люди тоже стали замечать. В последнее время в цехе вообще заметно обнаруживалась все возрастающая неразбериха: то все бегают озабоченные, занятые ликвидацией дефицита или по кольцам, или по пружинам клапана, и в этой суматошной беготне работали какими-то рывками, часто меняли задание с одной детали на другую, пересыпали детали из одной тары в другую. Что, где — попробуй разберись. Круговерть да и только. И неудивительно, что в этой запутанной обстановке каждый день можно было ожидать какой-либо неприятности. Кудрин занимал явно не свое место.

Однако в отношениях с ним, пожалуй, самое главное началось, даже трудно поверить, с детей. Целая история. И скажи мне кто-нибудь, рассуждал Никаноров, что наступит время, когда из-за детей мы станем с Кудриным чуть ли не врагами — ни за что в жизни бы не поверил. Дети! Какое великое благо, если у тебя здоровые и не хулиганистые дети. Никаноров любил своих детей, гордился ими. В доме уж так повелось: о всех своих делах, об учебе они рассказывали вечером, когда семья собиралась за овальным столом в большой комнате. Тут надо отдать должное жене — молодец, Марина! — сумела наладить эти посиделки. Обычно она первой начинала делиться новостями о своей работе, умело переводила разговор на школу, рассказывала какой-то интересный случай, услышанный от других родителей, а потом, исподволь, начинала расспрашивать сыновей.

— Боря, ты к олимпиаде готовишься? — спрашивала Марина. — Я слышала, что она в этом году в нашем районе будет.

— Готовлюсь! — Он показывал небольшую брошюрку. — Вот, на неделю задачи дали. Один знакомый достал.

Оба сына Никаноровых — старший Борис и младший Вадим — учились в школе с математическим уклоном. Борис неоднократно принимал участие в школьных олимпиадах района и города и входил в пятерку лучших. Это продолжалось до десятого класса. Его успехами гордились родители. «Может, физфак выберет, — рассуждали они. — Университет наш на хорошем счету. А там — видно будет. Вдруг в науку пойдет?».

— Боюсь я, Тима, не выйдет по-нашему. — Как-то вечером делилась сомнениями жена.

— Почему не выйдет? — не соглашался Никаноров. — Он вон как задачи щелкает.

— Не в этом дело!

— Тогда в чем? Ты что-то от меня скрываешь?

— Он боксом занимается. Нашел чем. Говорю ему: ты еще молод, не окреп. Обиделся. И отвечает: «Я выше тебя на голову. Мне костюмы отца жмут. Да рукава коротковаты. А ты — „не окреп“». Потом взял гири, поиграл ими, с гордостью выпалил: «В роду Никаноровых, как говорит наш дед, слабых нет. Ты же знаешь, дедушкин брат, на спор, подошел к быку и за рога свалил его!» Красивый у нас Борис. Сильный. Но как только представлю его на ринге — сердце кровью обливается. Ведь что с ним могут сделать? Страх один! Поговори, может, послушается тебя? И бросит проклятый бокс!

— Вряд ли. Уж если он что задумает — свернуть трудно. С характером. Тихой сапой, а своего добиваться будет.

Что с ним случилось, думал Никаноров. Вначале он занимался десятиборьем. И получалось: хорошо бегал, прыгал, плавал, метал, толкал. Затем, для всех неожиданно, переключился на бокс, мотивируя тем, что лучших результатов можно добиться в чем-то одном. А потом, когда начал выступать в соревнованиях, в выборе ему помог утвердиться известный в городе и области тренер по боксу из института физкультуры, высмотревший Бориса на молодежном первенстве области. Его хорошо знал Борис. Фокин в прошлом — вторая перчатка страны. Он беседовал с Борисом, приезжал к нему в школу, возил к себе, показывая организацию занятий с боксерами, и упорно вел обработку парня, увлекая его предстоящей перспективой. Это он, придя домой к Никаноровым, словно и время выбрал, когда все были в сборе — даже дед приехал, — рисовал Борису такую заманчивую картину, что не согласиться с ним было трудно. Данные у парня прекрасные. Быть ему чемпионом. И не только России.