Ким Ёнха - Никто не узнает…

Ыни старалась не расплакаться, крепко сжав губы.

— Что же с тобой будет, бедняжка моя? Я никуда не поеду! И замуж выходить не буду!

Но Ыни вела себя как взрослая:

— Тётушка, не надо беспокоиться обо мне. Всё будет в порядке.

— Ыни, я вызову тебя. Когда мы устроимся как следует и подзаработаем, ты приедешь и будешь учиться в университете. Договорились?

— Хорошо, тётушка.

Соседи цокали языками и жалели Ыни, с подозрением поглядывая на её дядю и с осуждением на тётку. Отец Ыни и его брат были совершенно разными. Невозможно было представить, что их родила одна мать. Дядя был в кожаных сапогах, рваных джинсах и с длинными волосами, завязанными в хвост, как у рок-музыканта. По словам моей матери, он был отщепенцем в своей семье, валял дурака под предлогом, что пишет музыку, и до сих пор не был женат.

— Пойдём, Ыни.

Дядя подошёл к племяннице, всё ещё прощающейся с тётей. У него на лице читалось смущение: всё это было слишком неожиданно, он не знал, как обращаться с племянницей-подростком. Ему было неловко от пристальных колючих взглядов соседок. Но особенно не по себе ему было от того, как неожиданно погибли брат и его семья, он переживал из-за этого, как ребёнок.

Ыни попрощалась с тётей и подошла к машине, соседки загалдели: «Держись! Всего тебе хорошего! Приезжай к нам!»

Ыни уехала, так и не проронив ни слезинки. Моя мать сказала: «Какая же она равнодушная!» — и побежала к телефону транслировать отъезд. В сплетнях матери Ыни была чертовски везуча. Мне это было непонятно, и я не мог разобраться — то ли мать жалеет Ыни, то ли завидует ей. Не только наши соседки говорили об Ыни странные вещи, но и ученики нашей школы. Дело в том, что она являлась единственной наследницей. Пока ей не исполнится двадцать лет, её опекуном являлся дядя, потом наследство полностью переходило к ней и она могла с ним делать всё, что захочет. Её ждал дом в Ильсане, земельный участок под строительство, участок леса в Нонсане, деньги от страховой компании и счета в банке. «Когда ей исполнится двадцать, когда ей исполнится двадцать…» — ребята повторяли эту фразу, как заклинание.

Ыни удобно расположилась на диване:

— Я знала, что мне завидуют. Сначала мне было так горько от этого, что я не могла спать. Я и так чувствовала постоянный испуг, а от бессонницы мне становилось ещё страшнее. Даже когда окна тряслись от ветра, я замирала от страха. Мне долго пришлось лечиться. У меня были приступы паники. Некоторое время я даже боялась выходить из дома. Меня ведь не было дома, когда всю мою семью убили. Что бы мне ни говорили, как бы ни успокаивали, меня съедало чувство вины. Я понимаю, что моё отсутствие и убийство никак не связаны между собой. Тем не менее, когда я выходила на улицу, у меня темнело в глазах и я не могла сделать ни шагу. Мне частенько звонили подружки. Я не понимала ни их любопытства, ни что они хотят от меня. Собрав волю в кулак, я выходила из дома, но, не дойдя до автобусной остановки, возвращалась. Мне было так страшно! Тебе не понять. Я знаю, что говорят обо мне ребята, какие слухи ходят обо мне. Наверняка, что я капризная и безответственная. Однажды я всё-таки пошла на встречу, но разговор свёлся к деньгам, которые достались мне. Они завидовали, что я могу не работать, могу учиться где угодно за границей, покупать что угодно… Они считают, что у меня есть всё, кроме родителей и брата. Конечно, напрямую об этом не говорится, но догадаться нетрудно. В конце концов все сделали вывод, что у меня мания преследования. Ты тоже считаешь, что я сумасшедшая? Впрочем, мне теперь всё равно. Теперь я ничего не боюсь. Я могу бывать за границей, летать на самолётах. Но я не могу сказать, что в восторге от этого. Поэтому в основном я сижу дома и листаю словари. Меня это успокаивает и мне хорошо.

Через три месяца после совершения преступления камерами наблюдения было снято, как преступник снимал деньги по украденным кредитным карточкам, и его задержали. В результате расследования выяснилось, что он убил шестнадцать человек. В основном он орудовал возле железнодорожной ветки Кённи, соединяющий Сеул с Кесоном, Пхеньяном и Синыйджу, то есть от города Ильсана до сеульского района Сусек. Преступник колесил на машине и останавливался, когда какой-нибудь дом «вдохновлял» его, как говорил он сам. Он убил трёх женщин, живших на цокольных этажах, владельца большого дома с кучей магазинов, его жену и бухгалтера — одинокую женщину, поздно возвращавшуюся домой. Полиция, расследующая убийство последней, считала, что она была замешана в каких-то финансовых махинациях, поэтому от неё избавились. Во время расследования этого преступления раскрыли случайно, совершенно не связанное с этим, дело о коррупции компании, производящей запчасти для машин, где эта бухгалтерша подрабатывала. В некоторые дома преступник попасть не смог, так как не удалось молотком открыть дверь. Но деревянный дом семьи Ыни, похожий на дом из богатого пригорода Америки, оказался для него слишком лёгок. На преступление этого человека толкала не жажда денег, не половое влечение, а просто жажда убийства. По ночам его мучило разъедающее мозг желание убивать. В тот день он ехал на своей старой «элантре» и анализировал все предыдущие неудачи, когда увидел дом Ыни.