Эльвира Барякина - Заговор молчания

А чего стоило само гордое наименование «москвичка»! Это же все равно что дворянский титул — его только по наследству или за великие заслуги можно получить!

Почти всех иногородних студентов после окончания вузов ждало распределение в города и веси Советского Союза: в обмен на бесплатное образование государство имело право отправить тебя в любую дыру — хоть на великие сибирские стройки, хоть в Среднюю Азию. И только москвичи могли задержаться в столице. Это был еще один плюс московской прописки.

Жаль только, что вместе с жилплощадью сестры Седых получили по наследству и соседку бабу Фису.

У бабы Фисы был конфликт с человечеством на почве недопонимания. Она не понимала, как на свете могут существовать вещи, которые ее не касаются. Познакомившись с Марикой и Светой, баба Фиса рьяно взялась за дело: подглядывала за ними, инспектировала их кастрюли и обещалась «все рассказать матери». Поначалу девушки делали вид, что слушают ее, но потом выяснилось, что если старушке дать волю, так она вовсе теряет совесть.

— Лимитчицы чертовы! — жаловалась на них баба Фиса, собрав вокруг себя старух из соседних подъездов. — Свалились на наши головы! Думаете, почему мне вчера в продуктовом масла не досталось? Все они, лимитчики, раскупили! Мы их тут привечаем, а они нам — вон чего.

Вскоре у нее появился шанс отыграться: Света вышла замуж за волоокого кандидата наук Антона и прописала его у себя в комнате.

— И чего ты взял за себя такую мымру? — спрашивала его баба Фиса. — Неужели получше девки не нашлось? Где это видано, чтобы жена заставляла мужа ковры выбивать? А кормит она тебя чем? Смотреть тошно! Ей же для тебя лишнего куска жалко: сама все лопает, а тебе одни объедочки оставляет.

По врожденной интеллигентности Антон некоторое время терпел бабу Фису, а потом поднял ее на могучее плечо и выставил вон.

— Хулиган! — вопила несчастная старушка на весь дом. — Чуть ребро мне самое главное не сломал!

Но больше вмешиваться в соседские дела она не смела. До поры до времени.

— В колхоз нужно взять как можно больше лекарств и теплых штанов! — авторитетно заявила Света, извлекая с антресолей чемодан, где у нее хранилась одежда для субботников и походов за грибами. Она считала себя ответственной за сестру и потому не доверяла ей собираться самостоятельно.

Марика уныло смотрела на приготовленную для нее гору таблеток. На каждой пачке была выведена соответствующая надпись: «от желудка», «от головы», «от изжоги»…

— А бинтов зачем столько? — спросила она. — Наложила, как для фронтового госпиталя.

— Пригодится, — отозвалась Света. — Кто знает, может, они спасут тебе жизнь?

— Точно. Я ими буду Пряницкого связывать, когда он начнет ко мне приставать.

В этот момент зазвонил телефон и Марика побежала в прихожую снимать трубку.

— Алло!

Это был Жека, легок на помине.

— Ну что, собралась? — осведомился он вместо приветствия.

— Ты будешь поражен количеством лыжных шапочек в моем багаже, — усмехнулась Марика.

— Значит, дашь мне одну, если что. Я чего звоню-то… Купи водки, а то у Степанова денег нет, а меня мама провожать будет.

— Ни за что, — спокойно отрезала Марика. — Еще не хватало, чтоб вы упились в стельку.

— Эй, мы ж в колхоз едем! — возмутился Пряницкий. — Что там еще делать-то?!

Вообще, Жека про всё так говорил: «Это ж парк, что тут еще делать?», «Это ж детская площадка!», «Это ж туалет клуба имени Ленина!»

— Ну будь благородной женщиной, — принялся увещевать он Марику. — Хочешь, я тебе тоже какую-нибудь пользу принесу? Тебе итальянские колготки нужны? Фирменные! У меня всего одна пара осталась.

Что ни говори, но соблазнять слабых женщин Пряницкий всегда умел.

— Ты подлый шантажист, — бессильно вздохнула Марика. Хорошие колготки были ее страстью, и Жека прекрасно это знал.

— Значит, купишь водки?

— Нет. Куплю портвейна.

— Вот и славненько. Пока!

Стоило Марике положить трубку, как из-за кухонной двери показался длинный нос бабы Фисы.

— Портвейн пойдет покупать! — всплеснула она руками. — Женский алкоголизм, милочка, — это, между прочим, горе в семье!

На прошлой неделе у бабы Фисы нежданно вылечился радикулит, что было очень плохой приметой: без него она становилась нестерпимо активной.

— Горе в семье — это безумные старушки, — проворчала Марика и поспешно скрылась в сестринской комнате.

Упаковка рюкзака была почти завершена: оставалось только как следует попрыгать на нем для утруски и затянуть тесемочки.