Владимир Архангельский - Юность нового века

И согласно выводили слова припева:

Помалу совсем забыли про Ваньку-каина. А зря. Зло и дерзко напомнил он о себе, когда появились в Брынском лесу первые летучие разъезды из казачьей сотни генерала Деникина.

В первых числах сентября был большой праздник у коммунаров: Степанида с матерью повидали в ревкоме Краснощекова, привезли из Козельска пять мешков соли.

Делили ее по едокам, как бесценные крупицы алмаза: и соринки не обронили за широким прилавком у Аниски. И в тот же день все кинулись солить огурцы, капусту, грибы.

С капустной кочерыжкой в кармане отправились по грибы и Димка с Колькой. И прихватили с собой Настю.

Как все изменилось с тех пор, когда ребята впервой повздорили в Долгом верху из-за этой девчонки и завели совсем пустой разговор про любовь. И Колька не захотел понять первые Димкины стихи о барской собаке. И Димка в сердцах назвал Кольку Ладушкиным — по фамилии.

Отошло это, поросло быльем, и, видать, уже отгорела шалопутная Настина любовь, навеянная на посиделках тайными вздохами сельских невест о горьком неразделенном чувстве: какой уж год все их женихи не возвращались с фронта.

А может, и теплилось что-то в Настином сердце? В карих глазах ее все та же доброта, но с задором и вызовом, а конопатый нос задран кверху. И хоть надеты на ней длинная ситцевая юбка и синий женский размахайчик с заплатами на локтях, а что она понимает в любви? В настоящей, конечно — и строгой, и ласковой, и с огнем в душе?.. Да и не время думать сейчас про то, в чем и взрослые-то разбираются кое-как, а что Настя рядом — так это хорошо. И она знает об этом: вот опять оглянулась и крикнула:

— Да не отставай ты! Будто рядом идти не можешь!

Но Димка не торопился: так чудесно было в лесу, привольно и радостно.

На короткий миг заскочило теплое и светлое бабье лето и никак не сдавалось наступавшей осенней стуже.

«Вишь, как чудно! — восхищался Димка: в одной руке он держал букетик оранжевых листьев рябины, в другой — белую звездочку цветущей земляники. Летом веяло от иван-чая и от цветущего чертополоха, который жадно тянул к солнцу свою пушистую рюмочку. Но по-осеннему были пунцовы ажурные сережки жимолости. — Забыл, забыл я про книгу деда Семена. А надо бы писать в ней все, что вижу вокруг: каждый год идет чередом, и все одинаково, и все по-разному».

И, размышляя, все глубже забирался Димка в таинственные дебри Брынской чащи, где уже Колька с Настей, перекликаясь на разные голоса, напали на грибы.

По большой корзине набрали самых отборных рыжиков и груздей — не тронутых червяком и улиткой, ладных, как пуговица, с росистым блеском на оранжевых и серовато-зеленых шляпках. И сели отдохнуть перед обратной дорогой. Но Настя унюхала запах костра, и Колька решил поглядеть, кто стоит табором так далеко от соседней деревни.

— Вестимо, мальчишки. Вам на пару. Кто же еще? — сказала Настя. — Да ну их! Привяжутся, далеко ли до драки?

— Можно и не показываться, а глянуть надо, — сказал Колька, приложил палец к губам и пошел вперед.

Вскоре послышались голоса, где-то поодаль фыркнула лошадь. Ребята осторожно выдвинулись к опушке на маленькой круглой поляне, и перехватило у них дух: в меховой безрукавке сидел у костра Ванька-каин и кидал сушняк под навешанный на жердочку закоптелый чайник. А рядом лежали два солдата — в кителях с погонами, в синих бескозырках с красным околышем и с широкими малиновыми лампасами на суконных штанах, как у последнего козельского исправника. И один из солдат выгребал ножом остатки консервов из круглой банки. К старой ели были приставлены три винтовки. А невдалеке, в частом мелколесье, паслись оседланные кони.

Разговаривали солдаты вполголоса, и слов не было слышно. Колька попятился, шепнул Димке:

— Беги! С дороги не сбейся! Настя навстречу тебе выйдет, а я тут посижу. Подымай людей в селе. Эх, схватить бы всю эту сволочь!

Шесть верст мчался Димка налегке: скинул картуз, разулся, хлебнул воды из лужи возле проселка. И собирались в селе недолго, и галопом доскакали до Насти — с Голощаповым, с Витькой, с Филькой и с Силой.

Спешились и цепочкой дошли до Кольки. А он стоял у костра, с досадой покусывая губы: полчаса назад снялись с бивака деникинцы с Ванькой и ходко ушли в сторону Медынцева.

— Что-то про Тычок болтали. Под Починком, где кузнец живет, — сказал Колька. — Будто там ночевать собираются. Гнать надо за ними!