Шервуд Андерсон - Уайнсбург, Огайо. Рассказы [сборник litres]

Бармен не хотел бить паренька, пытавшегося, как он думал, увести у него женщину. Он знал, что обойдется без битья, что у него хватит силы добиться своего без помощи кулаков. Он схватил Джорджа за плечо, поставил на ноги и держал одной рукой, глядя на Беллу Карпентер, все еще сидевшую на траве. Потом быстрым и широким взмахом руки он отшвырнул молодого человека в кусты и начал поносить женщину, которая уже встала на ноги.

– Дрянь, – сказал он грубым голосом. – Прямо возиться с тобой неохота. Развязался бы я с тобой, кабы не так тебя хотел.

Стоя на четвереньках между кустов, Джордж Уилард смотрел на эту сцену и пытался собраться с мыслями. Он хотел броситься на этого человека, который его унизил. Быть избитым, ему казалось, в тысячу раз лучше, чем вот так позорно отлететь в кусты.

Трижды бросался молодой репортер на Эда Хэндби, и трижды бармен, поймав его за плечо, отшвыривал в кусты. Старший соперник, по-видимому, был согласен продолжать это упражнение до бесконечности, но Джордж Уилард ударился головой о корень и затих. Тогда Эд Хэндби взял Беллу Карпентер повыше локтя и увел.

Джордж слышал, как они продираются сквозь кустарник. Крадучись, он двинулся вниз по склону; на душе у него было погано. Он ненавидел себя, ненавидел судьбу, подвергнувшую его такому унижению. Он вспомнил, что с ним происходило в безлюдном проулке, и озадаченно остановился, прислушиваясь к темноте, – не донесется ли еще раз извне тот голос, который совсем недавно вселил в него мужество. По дороге домой ему снова пришлось выйти на улицу, застроенную дешевыми деревянными домишками: он не вынес этого зрелища и побежал, желая поскорее убраться из поселка, который выглядел теперь донельзя убогим и пошлым.

Том Фостер приехал из Цинциннати в Уайнсбург молодым человеком, с душой открытой для новых впечатлений. Бабка его выросла тут на пригородной ферме и училась в здешней школе, когда Уайнсбург был поселком из двенадцати – пятнадцати домов, окружавших магазин на Вертлюжной заставе.

Что за жизнь прожила бабка с тех пор, как покинула поселок первопроходцев, до чего крепка и смекалиста была маленькая старушка! Она повидала и Канзас, и Канаду, и Нью-Йорк, разъезжая со своим мужем-механиком до самой его смерти. Потом она поселилась с дочерью, которая тоже вышла за механика, и жила в Ковингтоне, Кентукки, по ту сторону реки от Цинциннати.

Тут настали для бабки Тома тяжелые годы. Сперва ее зятя убил во время забастовки полицейский, потом мать Тома стала инвалидкой и тоже умерла. У бабки были небольшие сбережения, но их съели болезнь дочери и двое похорон. Она превратилась в старую измотанную работницу и жила над лавкой старьевщика в одном из переулков Цинциннати. Пять лет она мыла полы в конторском здании, а потом устроилась судомойкой в ресторан. Руки у нее были искореженные. Когда она бралась за ручку швабры или щетки, они напоминали сухую лозу, приторочившуюся к дереву.

Старуха вернулась в Уайнсбург при первой же возможности. Однажды вечером, возвращаясь с работы, она нашла бумажник с тридцатью семью долларами – и теперь путь был открыт. Для мальчика переезд был большим приключением. Бабка пришла домой в восьмом часу вечера; она сжимала в старческих руках бумажник и так разволновалась, что едва могла говорить. Она настояла на том, чтобы выехать из Цинциннати в тот же вечер, – если остаться до утра, хозяин бумажника наверняка их разыщет и поднимет шум. Тому, которому было тогда шестнадцать лет, пришлось тащиться с бабкой на станцию и нести на спине все их земные пожитки, увязанные в вытертое одеяло. Бабка шла рядом и поторапливала. Ее беззубый старый рот нервно подергивался, и, когда уставший Том хотел на перекрестке скинуть узел на землю, она подхватила его и взвалила бы себе на спину, если бы не помешал внук. Когда они сели в поезд и город остался позади, бабка радовалась, как девочка, и Тому еще ни разу не приходилось видеть ее такой разговорчивой.

Всю ночь под грохот поезда она потчевала внука рассказами о Уайнсбурге и о том, как интересно ему будет работать в поле и стрелять в лесу дичь. Она не могла поверить, что за пятьдесят лет ее отсутствия крохотный поселок превратился в оживленный город, и утром, когда поезд остановился в Уайнсбурге, не захотела выходить.

«Не этого я ожидала, – сказала она. – Тут тебе, чего доброго, туго придется». И поезд тронулся дальше, а они стояли в растерянности перед уайнсбургским носильщиком Альбертом Лонгвортом, не зная, куда податься.