Пьер Гамарра - Капитан Весна

— Бросай ружье, подлюга! — крикнул Паскаль.

Папаша Фога не ответил… Он вдруг закачался и рухнул к подножию скалы.

Когда совсем рассвело, пришло известие, что длинная колонна броневых машин движется на север, уходя с наших гор. Враг отказался от борьбы. Теперь он стремился к Атлантическому побережью, по возможности уклоняясь от столкновений с партизанами, а те непрерывно наседали на него.

Немецкие войска еще представляли опасность, но многие селения и города уже сбросили власть оккупантов. Фашистский зверь еще не был раздавлен, но ему не оставалось ждать ничего хорошего.

Над горами занимался прекрасный летний день. Никогда еще небо не казалось мне таким синим. И, хотя я спал всего несколько часов, никакой усталости не чувствовал.

Нашей деревне больше ничто не угрожало. Бои продолжались в долине, и без сомнения они будут жестокими и потребуют немало жертв. Но этот маленький уголок земли с его скалами и лесами переходил к спокойной, мирной жизни. Деревья, кустарники, пещеры в горных склонах не служили укрытием для друзей или врагов. Я вновь узнавал милый моему сердцу пейзаж: поля ржи и гречихи, леса, шумящие на ветру, звонкие мелодии водопадов, чью музыку разносит легкий бриз.

У входа в каждую долину собирались мужчины этого края. Они преградили врагу путь, они оттеснили его и теперь должны были гнать к океану и до самых границ страны.

Много было долгих военных ночей. Но одна навсегда останется у меня в памяти. Услышав крик Изабеллы, мы поняли, что она попала в беду, что девочка ушла из деревни нам навстречу, как делала прежде много раз. Но тогда это не было так опасно.

Я, как сейчас, слышу дрожащий голос Фредо:

«Это малышка, моя малышка! Бандит стреляет в нее, спасите малышку!»

С этой минуты события развернулись стремительно. Старый скряга выстрелил несколько раз — в сторону долины и в сторону гор. Почему он обнаружил себя? Решил, что окружен и потерял голову от страха? Паскаль и Эстебан ответили несколькими автоматными очередями. Они стреляли наугад, так как еще не видели его. Тогда старик выпрямился на скале во весь рост и бросился вниз, проломив череп о придорожные камни.

Позднее следствие установило, что негодяй сотрудничал с оккупантами и выдал им несколько патриотов из соседних деревень. Какие цели предатель преследовал в эту ночь? Быть может, помешать Парижанину передать приказ и тем самым открыть немцам выход из долины?

— Это навсегда останется тайной, — задумчиво произнес господин Дорен. — Ведь Фога мог выдать нас раньше. Сделал ли он это? А если сделал, то почему враг не напал на нас с этой стороны? Как видно, немцы боялись сильного сопротивления, а может быть, папаша Фога медлил до самой последней минуты. Все же это была его родная деревня, его дом. Едва ли он хотел, чтобы эсэсовцы поднялись до Вирвана. Мы знаем, на что они были бы способны, и старик это тоже знал.

Услышав слова учителя, дядя Сиприен горячо возразил ему:

— Неужели вам жаль его, господин Дорен? Такого подлеца! Он стрелял в ребенка, он стрелял в наших мальчиков. Фога всех ненавидел и любил только одно — деньги. За деньги мерзавец продал бы всех и, наверное, это сделал.

— Я не жалею его, друг мой, нисколько не жалею. И готов был убить его без колебаний. Не всегда известно, что таится в глубине человеческой души. Кто знает, не был ли и папаша Фога по-своему привязан к лесу, к своей хижине, к своим горам…

— Скряга он и убийца — вот и все! — крикнул дядя Сиприен.

При слове «лес» я подумал о наших недавних постояльцах, о господине Бенжамене, о господине Пьере, унесенных ураганом войны. Где они сейчас? Живы или погибли? Увижу ли я их вновь?

Казалось, из ночного мрака доносится тихий, надтреснутый голос: «Война — скверная штука, мой мальчик, очень скверная. А я люблю деревья — горы и деревья. Как это чудесно для живописи! Ты можешь себе представить, какая здесь наступит красота, когда выпадет снег!»

Я забыл про недавнюю перестрелку, про все наши тревоги, раны и беды — ведь передо мной была картина ясного осеннего утра. Солнечные лучи золотили лужайки. В кристально чистом воздухе разносился тихий шепот деревьев. Чистота этого утра сочеталась в моей памяти с чистотой юного лица.

Изабелла улыбалась мне. Ее губы, как ягоды малины, длинные темные волосы, черные бриллианты сверкающих глаз приближались ко мне на фоне трепетной листвы высоких деревьев, бронзовых и пурпурных одежд осеннего леса.