Пьер Гамарра - Капитан Весна

— Фога далеко не беден, — сказал мне дядя Сиприен. — У него есть земля и лес, немало яблонь и каштанов. Недавно он продал несколько лесных участков и неплохо на этом нажился.

Что же делал папаша Фога со своими деньгами?

Я представлял себе, как он бродит по своему мрачному и грязному жилищу, как роется в сундуке, жадно и беспокойно пересчитывая деньги и все время опасаясь воров…

Когда мы поравнялись с его домом, было еще темно. За стенами ничто не шевелилось, и в окнах не было света. Из трубы тянулась тонкая струйка дыма.

Мы шли теперь впереди саней, рядом с дядей Сиприеном, с любопытством оглядывая безмолвное жилище лесовика.

— Я уверен, что он нас услышал, — сказал дядя Сиприен. — Спит он очень чутко, и до него должен был дойти скрип наших саней. Узнав, что это мы, он успокоится и снова ляжет спать.

Из дома раздался протяжный лай. Наша собака Блек, славный пес, похожий на спаниеля, залаяла в ответ. Сиприен цыкнул на нее. А невидимая собака в доме все не унималась.

Дорога проходила примерно в пятидесяти метрах от жилища папаши Фога.

Мы молча пошли дальше.

Чтобы достигнуть ельника, нужно было пересечь луга и пески. Ветер здесь был сильнее. Однако, как только взошло солнце, мы забыли про холод. В подлеске, который мы миновали, прежде чем увидели домик папаши Фога, стояла еще темная ночь. Дорога была хорошая, но нам иногда приходилось раздвигать ветки и кусты, попадавшиеся на пути.

Теперь, когда рассвело, мы увидели всю долину. Небо все больше светлело, и по нему разливались первые лучи восходящего солнца.

Северный ветер свистел у нас в ушах, но мы не замечали его, любуясь чудесными пейзажами, возникавшими перед нашими глазами. От высоких снежных вершин и до горных лесов на противоположном склоне — повсюду алели гряды облаков. Все цвета радуги, сочетаясь с темной или нежной зеленью лугов, с белизной инея или тумана, создавали фантастические картины. Мне казалось, что я вижу далекие города и деревни. Дорога то вырисовывалась, то снова исчезала. А за снегами все круглее становился продолговатый солнечный диск, словно окрашенный пылающей киноварью. Снег переливался разными тонами, от фиолетового до сиреневого и розового.

— Я видел эту картину уже много раз, — прошептал дядя Сиприен, — но она для меня до сих пор все так же прекрасна.

Повернувшись спиной к великолепной картине зари, мы продолжали наш путь к еловому бору. И вот, хотя и ненадолго, над нами снова сгустились таинственный мрак и туман.

С легким скрипом скользили сани. Сухо трещали ветки на ветру. Крепкий запах древесной смолы, опьянявший нас своей сладостью, был слегка терпким, но бодрящим.

Между деревьев прорывался все более яркий свет.

За время пути мы сделали лишь несколько коротких остановок. Холод и сумрак не располагали к отдыху.

Лесной участок, принадлежащий Сиприену, находился очень высоко и был отделен от большого леса узкой ложбиной. Там дорога обрывалась. По правде сказать, это, скорее, была едва заметная тропинка.

Дальше тянулись горные луга с тощей растительностью, усеянные валунами и мелким камнем, постепенно поднимавшиеся к более обрывистым склонам.

Когда мы добрались до опушки елового леса, Сиприен протянул руку и сказал:

— Вот там, наверху, только скалы и снега. Там…

Он не закончил фразы. Без сомнения, он хотел сказать: там, наверху, проходит граница, там уже начинается другая страна…

Но я и сам уже чувствовал, что это другая страна. Пустынная, безмолвная. Страна без людей, куда, может быть, заходят лишь охотники да контрабандисты, люди таинственные и суровые.

— А там пасут скот? — спросил я.

— Нет, луга там небольшие и трава неважная. Пастбища находятся по другую сторону нашей деревни. А здесь страна дикая… Страна медведей и орлов, — добавил он смеясь.

— Медведей? — спросил я. — Неужели здесь можно встретить медведей?

— Конечно, — ответил дядя Сиприен, — в Пиренеях водятся медведи. В прошлом году убили одного у самой околицы Люшона. Но в этих местах их уже давно не видели. Когда холод заставляет медведя спуститься с гор, он ищет, где пасутся стада. А наши пастбища, как я тебе уже говорил, находятся по другую сторону деревни…

Вдруг Бертран поднял руку:

— Слышите?

Впереди простирались пустоши и нагромождения камней, за ними чернел еловый бор. Холодный ветер раскачивал верхушки деревьев.