Николай Дубов - Горе одному

Нет, уж лучше подождать до того времени, когда вернется мама, и самому все ей рассказать. Все-то, конечно, рассказывать нельзя: если бы не этот паренек, он бы, пожалуй, и в самом деле утонул… А парень, видать, ничего, с таким можно и дружить.

— Ты где живешь? — спросил Витька.

— В детдоме. Я еще только начинаю там жить… Может, и не буду, убегу…

— Плохо там?

— Да нет, не потому. Заведующая пристает, кто да откуда… Им только расскажи — они возьмут да и вернут к Жабе.

— А кто это — Жаба?

— Дядька мой. Понимаешь, это такой гад, такой гад…

И Лешка рассказал все.

Витька долго молчал, насупливая широкие черные брови и кусая травинку.

— Знаешь, ты не бойся, — сказал он наконец. — Идем сейчас к нам, а когда придет папа, расскажем ему все. Он скажет, чего надо делать, чтобы тебя к дядьке не вернули. Или сам велит, чтобы не вертали. Эх, если б твой дядька здесь был, он бы ему показал! Думаешь, нет? Вот увидишь!

Лешка не очень поверил, но опять бежать, мыкаться в дороге и в Ростове — это было не такое уж приятное будущее, и он ухватился за надежду отдалить его.

Гром и Ловкий обнюхали Лешкины икры, вопросительно поглядывая на хозяина, и тотчас признали его своим.

Как ни старался Витька избежать встречи с Соней, избежать ее не удалось, но обошлась она лучше, чем он ожидал.

— Батюшки мои! — всплеснула Соня руками, увидев Витьку. — Что это такое?..

— Упал я, тетя Соня, — миролюбиво сказал Витька. — Вот честное слово, нечаянно упал…

— Упал!.. Свинья грязи всегда найдет. Иди переоденься да садись обедать. Вечно тебе особо разогревать надо!..

Лешку тоже посадили за стол, но он так стеснялся, что ни к чему не притронулся и остался голодным.

Из всей Лешкиной истории на Витьку наибольшее впечатление произвела поездка на теплоходе. Он, не скрывая, завидовал, выспрашивал подробности, ругал Лешку, что тот опять не спрятался, и вслух мечтал о таком же путешествии. Потом повел Лешку показывать свое имущество.

— Ого, сколько книг! — удивился Лешка. — И все твои?

— Конечно, — самодовольно сказал Витька. — А ты любишь читать?

— Люблю, — неуверенно сказал Лешка.

За последний год он не прочитал ни одной книги, да и в Ростове читал не очень много. Ему нравились книжки про всякую борьбу, про войну и приключения, но такие попадались не часто. Да и в них всегда было много описаний природы и рассуждений про любовь. Все, что говорилось про любовь и природу, Лешка пропускал не читая.

— Я знаешь что сейчас изучаю? Межпланетные путешествия. Ты «Занимательную астрономию» читал? Во книжка! Я даже уже снаряд построил, ракету, чтобы выстрелить на Луну…

— Ну да, на Луну! — засмеялся Лешка. — Так он и долетел!

— Не веришь? Это ты просто теоретически не подготовленный… Вот… — Витька достал ракету и положил на стол. — Она знаешь как действует?.. Иди отсюда! — прикрикнул он на Милочку, просунувшую голову в дверь. — Смотри! — И он начал объяснять Лешке закон всемирного тяготения, принцип движения ракеты и совершенную неизбежность попадания его, Витькиной, ракеты на Луну.

Лешка многого не понимал и сомневался. Может, Витька и прав, что он неподготовленный — он только начал ходить в шестой и бросил школу, а Витька осенью должен был уже идти в седьмой класс и, конечно, знал больше, — но все-таки полет на Луну этой пузатой штуковины казался ему нелепой выдумкой.

— Не веришь, не веришь, да? — горячился Витька. — Вот скоро стемнеет, покажется луна — тогда увидишь!..

По мнению Милочки, мир был устроен несправедливо и неправильно. В нем без конца нужно было мыть руки и лицо, пить по утрам молоко, за обедом есть суп, а когда заболеешь, глотать горькие лекарства. Папины книжки трогать запрещалось. Правда, Милочку они и не интересовали: она все-таки проверила, что в них нет ни одной картинки. Витины книжки были с картинками, но от них Милочка прогонялась еще бесцеремоннее. Мороженое лоточники давали только за деньги, деньги же были у мамы и Сони, а у Милочки не было. Их приносил папа из того мира больших, в который Милочку не пускали, и каждый раз, когда она пыталась в него проникнуть, ей говорили, что она еще маленькая и ничего не поймет. Мир больших был сложен и непонятен, мир Вити ближе и интереснее, но из него Милочку изгоняли тычками и подзатыльниками.

В хорошем и справедливом мире, который Милочка напридумывала, все было иначе. Там не было ни молока, ни лекарств, мороженое давали без денег, есть его можно было сколько угодно, и никто не пугал страшным словом «ангина». Если по правде, то страшным оно было для мамы, а для Милочки совсем нет. Ангина — это когда немножко болит горло, все за тобой ухаживают и дают все, что захочешь, например варенье, так что не нужно ждать, пока придут гости. В этом мире Милочка болела часто и долго, всласть, но без лекарств. В нем были толстые-претолстые и интересные-преинтересные книжки. А самое главное — там ее никто не гонял от себя, ей позволяли делать все, что она хочет, рассказывали и показывали всё-всё. Там Витя не дразнил ее «Милка-вилка-морилка», не турял от себя и Милочка участвовала во всех его таинственных делах и затеях… Это был прекрасный мир! У него был один-единственный недостаток: в нем нельзя было жить по-настоящему, а жить приходилось в этом, непридуманном и очень плохо устроенном.