Николай Дубов - Горе одному

Он долго собирался с духом и наконец позвонил Петриченке.

— Привет, Степан Захарович! Беспокоит Иванычев…

— Слушаю.

Голос Петриченки был холоден и сух.

— Так как же будет со мной, Степан Захарович?

— Разговор не для телефона. Придешь — поговорим.

Иванычев шел пешком через весь город, изнывал от жары и проклинал себя, что построил дом в расчете на машину, далеко от центра. Ему казалось, что все узнаю́т его, пересмеиваются за его спиной, показывают пальцами. Он багровел и шел не оборачиваясь.

Впервые он не мог войти к Петриченке без спроса, запросто, а должен был сидеть и ждать, пока секретарь-машинистка Шурочка скажет: «Пройдите!» И она тоже — прежде улыбалась, а теперь нос воротит, даже не смотрит в его сторону…

Петриченко принял его официально и сразу дал понять, что о назначении на какой-либо серьезный пост в городе не могло быть и речи.

— Поезжай в обком, в отдел кадров, — сказал Петриченко.

В обкоме Иванычеву предложили ехать в распоряжение горкома сюда, в этот город. Город большой, крупные заводы, в кадрах всегда нужда, горком подыщет ему какую-нибудь соответствующую работу. Надломленный снятием, взысканием, вконец истомленный неизвестностью, ожиданием и хождениями в отдел кадров, Иванычев согласился.

Секретарь горкома принял его без всякого энтузиазма. Из личного дела он уже знал все, что произошло с Иванычевым на прежнем месте.

— На заводе «Орджоникидзесталь» нужен человек для массовой работы в профсоюзе. Направим вас туда, посмотрим.

— Но ведь это мне не по специальности!

— А какая у вас специальность? — недобро усмехаясь, спросил секретарь.

Иванычев замялся.

— Коммунисты не торгуются, товарищ Иванычев, а идут, куда их посылает партия. Вам это особенно следует помнить! Присмотритесь к условиям, поработаете, проявите себя, потом, может, найдем вам другое применение…

Так Иванычев попал в завком профсоюза на «Орджоникидзестали», а вскоре стал председателем цехкома механического цеха. Председатель был не освобожденным, но Иванычева сделали как бы освобожденным, проведя по штату нормировщиком.

Завод его ошеломил и придавил своей огромностью, грохотом, ревом, сверканием, мельканием всяких машин, пламенем мартенов, льющейся стали, чугуна, живыми змеями раскаленного проката, всевозможными опасностями, подстерегающими на каждом шагу. До сих пор Иванычев бывал только на пивоваренном и сахарном заводах. Там было совсем по-другому. Тихо и мирно. На пивоваренном стояли бродильные чаны, машины, небольшие и нешумные, разливали пиво в бутылки и затыкали их пробками. А на сахарном еще лучше — ничего не шумит, не двигается, стоят автоклавы, в них варится сироп, все закрыто, а потом сыплется готовый сахарный песок…

Хорошо еще, что его направили в механический. Здесь все-таки тише и спокойнее. Правда, и здесь всюду что-то крутилось, двигалось, от станков вилась разноцветная стружка, брызгали раскаленные металлические опилки, над головой то и дело, гудя и завывая, мостовой кран переносил с места на место какую-нибудь тяжеленную вещь непонятного назначения… Вдруг сорвется — и на голову! Или от станка оторвется какая-нибудь штука, которая вертится с бешеной скоростью… А что же, станки не ломаются?..

Иванычев, стараясь не показывать этого, ходил по цеху опасливо, держась середины пролета, подальше от всяких вертящихся, двигающихся чертовщин. И вообще старался ходить поменьше. Его дело — работа с людьми. Это он знает и умеет.

Люди, правда, здесь какие-то такие, не совсем… Никак их не вызовешь на откровенный разговор, по душам. Подойдешь, спросишь: «Ну, как дела?» Отвечают: «Ничего», «Дела, как сажа бела» или еще что-нибудь двусмысленное, с подковыром. На вопрос ответят, и все. Ну ничего, он авторитет завоюет, поставит себя. Главное — опереться на передовых, лучших людей. Поддерживать их. И они поддержат, будут опорой…

История с «молнией» возмутила Иванычева до глубины души. Правильно начальник влепил этому мальчишке Горбачеву выговор! Иванычев предпочел бы, чтобы дело не приобрело широкой огласки, не вышло за пределы цеха. Произошло это в его цехе, таким образом, ответственность за это нес в какой-то степени Иванычев, это бросало на него тень… Статья в газете переменила ситуацию. Значит, он недооценил, недопонял это дело. Печать всегда правильно сигнализирует. Надо вокруг этого дела мобилизовать массы…

Когда же к Иванычеву пришел Гаевский и они, запершись в конторке, обсудили его всесторонне, он понял, насколько серьезно стоит вопрос. Со всем, что говорил Гаевский, Иванычев был полностью согласен и только кивал, подтверждая: