Жоржи Амаду - Лавка чудес [litres]

– От нас ускользнули некоторые детали, а именно они в определенный момент сделали нежелательным то, что на первый взгляд казалось нам прекрасной идеей. Я сообщу вам совершенно конфиденциально: как раз сейчас наши дипломаты подготавливают широкое соглашение с ЮАР. Мы очень заинтересованы в расширении связей с этим сильным и стремительно развивающимся государством. Не исключен и политический, антикоммунистический альянс: во всяком случае, в ООН мы уже выступаем как союзники и отстаиваем одни и те же взгляды. В ближайшие дни будет открыта прямая воздушная линия Рио – Йоганнесбург. Вы понимаете, что все это значит? И тут собираются бразильские ученые – собираются для того, чтобы заклеймить апартеид, то есть Южно-Африканскую Республику? Я уж не говорю о США, о наших обязательствах перед великим народом! В тот самый час, когда он испытывает трудности со своими неграми, мы подольем масла в огонь? От проблемы расизма до проблемы Вьетнама – один шаг! Ничтожный шажок! Все это слишком серьезные аргументы, друзья мои! Как бы ни хотел я отстоять нашу затею, спорить не приходилось.

– Короче говоря, симпозиум запретили? – вскинулась неугомонная Эделвейс, которая из-за пагубного пристрастия к ясной и простой народной речи слов не выбирала.

– Никто ничего не запрещал, дона Эделвейс, – воздел руки к небу уже успокоившийся доктор Зезиньо. – Мы живем в Бразилии, в демократической стране, здесь ничего запретить невозможно! Просто мы здесь сейчас всесторонне, на основании новых данных изучили проблему – мы, наш оргкомитет, и больше никто! – и приняли решение: отложить проведение симпозиума. Это не помешает нам торжественно отметить столетний юбилей Педро Аршанжо. Воскресные приложения готовятся полным ходом, Гастон сообщил мне в высшей степени отрадные сведения. Перспективы прекрасные! Торжественное собрание пройдет на высоком научном уровне, будут отличные речи! Кроме того, можно придумать что-нибудь еще – только не такое опасное, как этот пресловутый симпозиум…

Наступила тишина, вполне соответствующая понятию «сейчас не время», и в этой тишине доктор Зезиньо еще раз возродился из пепла сгоревшего симпозиума.

– Вот, например, большой конкурс для школьников… Редакция подготовит актуальную и патриотическую тему… Назначим крупную премию имени Педро Аршанжо… Победитель конкурса и сопровождающий на неделю смогут слетать в Португалию. Как вам эта идея? Подумайте, друзья мои. Спасибо за внимание.

На этот раз не было даже и отечественного виски.

Общество писателей-медиков (в Баие находилась его штаб-квартира, а отделения были разбросаны по многим городам нескольких штатов) опубликовало манифест в поддержку юбилейных торжеств: Педро Аршанжо хоть и не стал дипломированным врачом, был тесно связан с медицинским сословием пуповиной медицинского факультета, «которому служил с замечательным усердием и трогательной преданностью».

Председатель этой деятельной организации, уважаемый рентгенолог из знаменитой клиники, писавший биографии выдающихся медиков, пожелал произнести речь – шестую! – на торжественном заседании и, дабы в сухом научном выступлении прозвучали живые человеческие ноты, отправился собирать точные сведения о личности – именно о личности – Педро Аршанжо. Постепенно он добрался до майора Дамиана, который уже много лет принимал посетителей по вечерам в баре «Бизаррия», в одном из глухих закоулков Пелоуриньо. Там был его «ночной оффис».

Бар «Бизаррия» – один из последних баров, где еще уцелели столики и стулья, а посетители могли насладиться беседой, – помещался раньше на оживленнейшем перекрестке Праса-да-Се и принадлежал одному милому испанцу, лет пятьдесят назад приехавшему из Понтеведры. Теперь же его сыновья открыли на месте бара закусочную американского типа: за умеренную плату посетитель получал тарелку с уже разложенной едой, бутылочку с каким-нибудь прохладительным по своему выбору, ставил все это на подобие прилавка, который шел по периметру, и через десять минут был уже сыт и свободен: таким образом посетитель отрывался от зарабатывания денег только на десять пропащих минут. Старик-испанец любил своих завсегдатаев, любил добрый стакан вина, не презирал и кашасу – если, конечно, хорошая кашаса; он уступил выгодный перекресток сыновьям, нетерпеливым поборникам прогресса, но отказаться от бара, где стояли бы столы и стулья, где шли бы оживленные беседы, где никто не смотрел бы на часы, не пожелал, а потому обосновался в тупичке на Пелоуриньо, и вслед за ним туда переехали упрямые пьяницы – его клиенты и приятели. Майор Дамиан был завсегдатаем бара с незапамятных времен и ежевечерне являлся туда выпить для аппетита перед ужином: у него было постоянное место.