Жоржи Амаду - Генералы песчаных карьеров [litres]

– Вы знаете, что такое лепрозорий?

Каноник не ответил.

– Оттуда возвращаются единицы. А тут – мальчик, ребенок… Отправить его в бараки – все равно что совершить убийство!

– Это не наше дело, – произнес каноник тусклым, лишенным интонаций голосом, однако очень убежденно. – Это компетенция санитарного управления. А мы обязаны уважать закон.

– Даже если этот закон противоречит милосердию Господа?

– Что вы знаете о милосердии Господа? Не переоцениваете ли вы свой разум, берясь судить о божественных предначертаниях? Вас обуяла гордыня.

– Я хорошо знаю, что я – невежда, недостойный служить Богу, – попытался объясниться падре Жозе. – Но эти дети растут как трава, до них никому нет дела, и потому я намеревался…

– Доброе намерение не оправдывает дурных поступков, – прервал его каноник, и мягкость, с которой он произнес эти слова, противоречила заключенной в них непреклонности.

Падре опять почувствовал душевное смятение, но, обратив помыслы к Богу, сумел овладеть собой.

– Что же дурного в моих поступках? С этими мальчиками никто и никогда не говорил всерьез о Боге. Они не имеют представления о вере, они валят в одну кучу святых и негритянских идолов. Я хотел спасти заблуждающихся…

– Я ведь уже сказал вам, что вы действовали из благородных побуждений, но деяния ваши оказались пагубны…

– Но ведь вы не знаете этих мальчишек! – воскликнул падре и тотчас почувствовал на себе острый взгляд каноника. – Они еще дети по годам и взрослые по образу жизни. Они ведут себя как мужчины, они уже познали и испытали всю житейскую грязь и мерзость… Для того чтобы не отпугнуть их, мне и приходилось иногда поступать против совести.

– Вы пошли у них на поводу.

– Да, мне случалось подчиняться им в мелочах, но лишь затем, чтобы достичь успеха в целом.

– Вы закрывали глаза на преступления этих выродков и тем самым одобряли их.

– Да в чем же они виноваты?! – Падре вдруг вспомнились слова Жоана де Адана. – Кто заботится о них? Кто их учит и наставляет? Кто им помогает? У кого найдется для них доброе слово? – Падре был так возбужден, что каноник, не переставая сверлить его глазами, отодвинулся подальше. – Они воруют, чтобы не умереть с голоду, а состоятельные люди предпочитают швырять деньги, жертвовать на церковь и даже не вспоминают о том, что рядом с ними голодают дети! В чем же их вина?..

– Прошу вас замолчать, – повелительно произнес каноник. – Если бы я не знал вас, то подумал бы, что слышу коммуниста. Да и нетрудно стать коммунистом, потершись среди этого сброда и наслушавшись всяких бредней… Вы и впрямь коммунист, падре, вы – враг церкви.

Жозе Педро глядел на него в ужасе. Каноник поднялся, простер к нему руку:

– Хочу верить, что Господь в неизреченном милосердии своем простит ваши слова и поступки. Вы оскорбили Бога и церковь! Вы запятнали бесчестьем одеяние священнослужителя. Вы попрали законы государства и церкви. Вы действовали как коммунист. И поэтому мы не можем доверить вам приход. Ступайте, – тут голос его, не потеряв властных, не допускающих возражений интонаций, вновь зазвучал мягко, – ступайте, покайтесь в своих грехах, всецело посвятите себя добрым католикам вашей церкви, выбросьте из головы эти коммунистические бредни – иначе мы будем вынуждены принять более суровые меры. Неужели вы думаете, что Господь одобряет ваши поступки? Взгляните на себя трезво: вам ли пытаться проникнуть в сокровенный смысл божественных откровений?..

Он повернулся к Жозе Педро спиной и направился к двери. Падре в растерянности сделал два шага следом, хрипло, как в удушье, проговорил:

– Среди них есть мальчик, который хотел бы стать священником…

– Наш разговор окончен, падре. Вы свободны. Да вразумит вас Господь.

Но падре Жозе неподвижно стоял еще несколько минут, словно хотел что-то сказать, но так ничего и не произнес, только глядел на дверь, за которой скрылся каноник. Он ни о чем не мог думать и стоял в своей грязной, заплатанной сутане, чуть подавшись вперед, все еще протягивая вслед ушедшему руки, широко открыв испуганные глаза, беззвучно шевеля подрагивающими губами. Тяжелые шторы не пропускали в комнату солнечный свет. Со всех сторон Жозе Педро обступала тьма.

Коммунист… Бродячие музыканты на удивление слаженно и стройно играли какой-то старинный вальс:

Падре Жозе Педро прислонился к стене. Каноник сказал, что не ему пытаться постичь волю Божью. Каноник сказал, что он глуп, что поет с голоса коммунистов. Слово «коммунист» не давало падре покоя. Священники со всех амвонов проклинали тех, кого называют так. И вот теперь назвали и его… А каноник умен и учен и потому близок Господу: ему легко услышать Божий глас. Да, он, падре Жозе Педро, совершил ошибку, впустую убил два года, два тяжких года… Он хотел помочь сбившимся с пути детям. Неужто они и впрямь сами виноваты во всех своих бедах? Христос… Лучезарный, вечно юный образ… Он слышал, что и Христа считали революционером и Он тоже любил детей. Горе тому, кто причинит зло ребенку. А вдова Сантос – защитница святой веры… Значит, и ей слышен голос с небес? Два года впустую… Конечно, ему приходилось идти на уступки, а как же было иначе завоевать доверие этих мальчишек? Они не похожи на других детей. Они знают все на свете, всю грязь и мерзость жизни, всю ее изнанку. И все-таки остаются детьми. Но разве можно было обращаться с ними, как с теми мальчиками, что получают в иезуитском коллеже первое причастие? У тех и мать, и отец, и сестры, и наставники, и исповедники, и еда, и одежда – все есть… Но смеет ли он даже в мыслях спорить с каноником? Каноник умен и учен, ему внятен глас Господа. Он близок Господу. А он, падре Жозе Педро?.. «Вы не были в числе первых учеников…» Он скверно учился, Бог скудно наделил его способностями… Станет ли Господь являть истину невежде? Да, он слушал речи грузчика Жоана… Выходит, он сам – вроде него?.. Он – коммунист? Но коммунисты – дурные люди, коммунисты хотят погубить страну. А грузчик Жоан честен и добр. И все же он коммунист. А Христос? Нет, нет, об этом страшно и думать… Каноник разбирается во всем этом куда лучше недоучки падре в заплатанной сутане. Каноник умен, а Господь – это высшая мудрость… Но Леденчик хочет стать священником… Это – истинное его призвание. Но ведь он погряз в грехах, он ворует, шарит по карманам, тащит все, что плохо лежит… Это не его вина… Он, падре, говорит как коммунист… А почему вон тот катит мимо в автомобиле, дымит дорогой сигарой?.. Он говорит как коммунист, сказал каноник. Простит ли ему Господь?