Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин [сборник litres]

Вскоре я сам имел честь принимать у себя Отто. Он пришел просить меня поехать с ним в воскресенье к фрау Новак. В санатории раз в месяц устраивали день посещения, от Халлешкес Тор шел специальный автобус.

– За меня платить не надо, имей в виду, – величаво заметил Отто. Он весь светился самодовольством.

– Очень мило с твоей стороны, Отто… Новый костюм?

– Нравится?

– Наверное, дорогой?

– Двести пятьдесят марок.

– Вот это да! Тебе улыбнулась фортуна?

Отто хмыкнул:

– Сейчас я часто вижу Гертруду. Ее дядя оставил ей небольшую сумму. Весной мы, наверное, поженимся.

– Поздравляю. Надеюсь, ты все еще живешь дома?

– Заглядываю туда время от времени. – Рот у Отто скривился в гримасу утомленного недовольства. – Но папаша все время пьян.

– Омерзительно, правда? – Я изобразил его тон. Мы оба расхохотались.

– Боже мой, Кристоф, неужели уже так поздно? Я должен трогаться. До воскресенья. Будь здоров.

В санаторий мы приехали около полудня.

Несколько километров тянулась ухабистая крутая дорога через снежные сосновые леса, затем внезапно показалась готическая кирпичная арка, напоминающая вход в церковный двор, а за ней – большие красные здания. Автобус остановился. Мы с Отто вышли последними. Мы стояли, потягиваясь и щурясь на яркий снег: здесь, за городом, все было ослепительно белым. У всех затекли конечности, так как автобус представлял собой крытый фургон с местами для багажа и школьными скамейками вместо сидений. Но во время путешествия сиденья почти не сдвинулись, поскольку мы были стиснуты, как книги на полке.

Навстречу нам выбежали пациенты – неуклюжие, бесформенные фигуры, закутанные в шали и одеяла, спотыкающиеся и скользящие по обледенелой тропинке. Они так торопились, что, не рассчитав, заскользили по дорожке, как на катке. Скользя, они с размахом бросались в объятия друзей и родственников, с трудом сохраняющих равновесие. Одна пара, вскрикивая от смеха, повалилась наземь.

– Отто!

– Мама!

– Так ты все-таки приехал? Как хорошо ты выглядишь!

– Ну конечно, мы приехали, мама! А ты что думала?

Фрау Новак высвободилась из объятий Отто, чтобы пожать мне руку.

– Как поживаете, герр Кристоф?

Она сильно помолодела. Пухлое, овальное, простодушное лицо, живое, с небольшой хитринкой и маленькими крестьянскими глазами, напоминало лицо молоденькой девушки. Щеки слегка тронул румянец. Она все улыбалась и улыбалась, словно не могла остановиться.

– Ах, герр Кристоф, как мило с вашей стороны, что вы приехали! Как хорошо, что вы привезли с собой Отто!

Она рассмеялась нервным, истеричным смешком. По ступеням крыльца мы поднялись в дом. Запах теплого, чистого, пропахшего антисептикой здания щекотал ноздри, как дуновение страха.

– Они поместили меня в маленькую палату, – сказала нам фрау Новак. – Нас всего четверо. Мы сражаемся в разные игры. – Гордо распахнув дверь, она представила соседок по палате. – Это Матушка – она у нас за главного. А это – Эрна! А это Эрика – наша крошка!

Эрика, хилая белокурая девушка лет восемнадцати, хихикнула.

– Так это и есть знаменитый Отто! Вот уже несколько недель как мы мечтаем увидеть его!

Отто слегка улыбнулся, он чувствовал себя очень уверенно. Его новый дорогой коричневый костюм выглядел крайне вульгарно, так же как лиловые гетры и остроносые желтые ботинки. На пальце у него сияло огромное кольцо – печатка с квадратным, шоколадного цвета камнем. Отто все время помнил о нем и картинным жестом отставлял руку, украдкой поглядывая на женщин и наслаждаясь произведенным эффектом. Фрау Новак просто не могла отпустить его. Ей необходимо было крепко обнимать и щипать его за щеки.

– Ну, разве он не хорош? – воскликнула она. – Разве не великолепен? Послушай, Отто, ты такой огромный и сильный, ты, наверное, мог бы поднять меня одной рукой!

Старая Матушка была простужена. Она плотно завязала горло под воротником старомодного черного платья. Она казалась милой пожилой дамой, но почему-то слегка непристойной, словно старая шелудивая сука. На столике перед ней, как призы, были расставлены фотографии детей и внуков. Она сидела на краешке кровати, лукавая и довольная, словно радуясь тому, что она так больна. Фрау Новак сказала нам, что Матушка уже трижды была в этом санатории. Каждый раз после выздоровления ее выписывали, но через год или девять месяцев начинался рецидив, и ее вновь отправляли сюда.

– Самые умные профессора Германии приходили смотреть ее, – добавляла фрау Новак с гордостью. – Но вы всегда дурите им голову, правда, дорогая Матушка?