Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин [сборник litres]

– Мама! Иди взгляни на эти милые цветочки!

– У меня нет времени на твои милые цветочки, – воскликнула, наконец, фрау Новак с ужасным раздражением в голосе. – Вот, дочка размером со слона, а я одна пашу на вас, готовлю ужин!

– Правильно, мама! – ликуя, закричал Отто.

Он повернулся к Грете в припадке праведного гнева.

– Почему ты не поможешь матери, хотелось бы знать? Такая толстуха. Целый день торчишь без дела. Сию же секунду слезай со стула, слышишь меня! И убери отсюда эти мерзкие карты, или я спалю их!

Внезапно он одной рукой схватил карты, а другой шлепнул сестру по щеке. Вряд ли было больно, но, играя на публику, она подняла громкий рев.

– Отто дерется! – Она закрыла лицо обеими руками и сквозь пальцы поглядела на меня.

– Ты оставишь ребенка в покое? – завопила фрау Новак из кухни. – Кто бы говорил о лени! А ты, Грета, немедленно прекрати этот вой – или я велю Отто как следует наподдать тебе. Тогда хоть будет из-за чего плакать. У меня от вас голова кругом идет.

– Но мама! – Отто влетел в кухню, обнял ее за талию и начал целовать. – Бедная маленькая девочка, маленькая мамуля, маленькая мамуленька, – мурлыкал он слащавым, воркующим голоском. – Ты так тяжко трудишься, а Отто так отвратительно себя ведет с тобой. Но он этого не хотел, он просто тупой… Хочешь, я принесу тебе завтра уголь, мамочка? Хочешь?

– Убирайся вон, мошенник! – закричала фрау Новак, – и не подлизывайся. Очень ты заботишься о своей бедной старой матери. Дай мне спокойно заняться делом.

– Отто неплохой мальчик, – обратилась она ко мне, когда он, наконец, ушел, – но такой легкомысленный. Полная противоположность моему Лотарю – тот совершенно образцовый сын! Не гнушается никакой работой, за все берется, а когда наскребет несколько грошей, вместо того, чтобы потратить их на себя, прямо подходит ко мне и говорит: «Вот, возьми, мама. Купи себе теплые домашние туфли на зиму».

Фрау Новак протянула мне руку жестом дарителя. Как и Отто, она любила представлять в лицах.

– Ах, Лотар такой, Лотар эдакий, – грубо перебил Отто, – вечно Лотар. Но скажи мне, мама, кто из нас двоих дал тебе на днях двадцать марок? Лотар столько бы не мог заработать за месяц. А раз ты так ко мне относишься, не жди больше ничего – даже если приползешь ко мне на коленях.

– Ты мерзкий мальчишка. – Она уже вновь взяла себя в руки. – Постыдился бы разглагольствовать о таких вещах в присутствии герра Кристофа! Если бы он знал, откуда взялись эти двадцать марок – и остальные деньги тоже, – он бы счел ниже своего достоинства поселиться в одном доме с тобой и был бы абсолютно прав. И какая наглость – утверждать, что ты дал мне эти деньги! Ты прекрасно знаешь, что если бы твой отец не увидел конверт…

– Точно! – заорал Отто, скривив обезьянью рожу и пустившись от возбуждения в пляс. – Именно этого я и хотел! Признайся Кристофу, что ты украла их у меня! Ты воровка! Воровка.

– Отто, как ты смеешь! – Фрау Новак с яростью схватила крышку от сковородки.

Я отпрыгнул назад, чтобы быть вне досягаемости, споткнулся о стул и тяжело шлепнулся на него задом. Тут вскрикнула Грета, радостно и тревожно. Дверь открылась. С работы вернулся герр Новак.

Это был представительный мужчина, невысокий, но кряжистый, с острыми усами, коротко остриженными волосами и кустистыми бровями. Отношение к происходящему выразилось у него в продолжительном ворчании, перемежающемся с отрыжкой. Он то ли не понял, что тут происходит, а может быть, ему было наплевать. Фрау Новак не стала объяснять. Только повесила крышку от сковородки на крючок. Грета вскочила со стула и бросилась к отцу с протянутыми руками:

– Папуля! Папуля!

Герр Новак улыбнулся ей, обнажив несколько огромных зубов, желтых от никотина. Наклонившись, он осторожно и ловко подхватил ее с каким-то любопытством и восхищением, точно большую вазу. Он был грузчиком в мебельном магазине. Затем не спеша поднял руку в знак приветствия, любезно, но без подобострастия.

– Салют!

– Папуля! Ты не рад, что герр Кристоф поселился у нас? – медоточивым голоском пропела Грета, опираясь на плечо отца. Тут герр Новак уже гораздо приветливее принялся трясти мне руку, словно получив новый заряд энергии, а затем похлопал меня по плечу.

– Рад! Конечно, рад! – Он покачал головой с решительным одобрением. – English man? Anglais, eh? Xa-xa. Это правда? О да, как видите, я говорю по-французски. Почти все позабыл уже. Выучил на войне. Я был фельдфебелем на Западном фронте. Разговаривал со многими пленными. Хорошие ребята. Такие же, как мы…